Храм Илии пророка - <
Выделенная опечатка:
Сообщить Отмена
Закрыть
Наверх

Фаст Геннадий, протоиерей. НЕБЕСНАЯ ЛЕСТВИЦА

 

ПРОТОИЕРЕЙ ГЕННАДИЙ ФАСТ
ВАЛЕНТИНА МАЙСТРЕНКО
 
НЕБЕСНАЯ
 
 
ЛЕСТВИЦА
 

 


 
ДИАЛОГИ


       Оглавление
       1. НЕБЕСНАЯ ЛЕСТВИЦА
       2. ОГЛЯНИСЬ, ОГЛЯНИСЬ, СУЛАМИТА
       3. ГДЕ НЕТ ТЕБЯ — ТАМ ПУСТОТА
       4. ЭТО Я, ГОСПОДИ, ЭТО Я!
       5. НЕБО И ЗЕМЛЯ
       6. ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
       7. ИЩИТЕ ПРЕДКОВ В ЛИКАХ СВЯТЫХ
       8. ЛЮБИ РОССИЮ В НЕПОГОДУ
       9. В ПЛЕНУ ПОСЛЕ ПЛЕНА
       10. НАД НАШЕЙ РОДИНОЮ... ДЫМ
       11. КОГДА ВЗИРАЮ Я НА НЕБЕСА...
       12. А ИМЯ ЕМУ — ВАВИЛОН
       13. ДВЕ КНИГИ НАМ ДАНЫ
       14. ГЛАС ГОСПОДЕНЬ НАД ПОЛЯМИ
       15. ПОДНИМИТЕ ГЛАЗА ВАШИ ......
       16. ПОМЯНИ МЕНЯ В ТВОИХ МОЛИТВАХ
       17. ПРИДИ КО МНЕ, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ МОЯ
       ВМЕСТО ЭПИЛОГА
       
       
       
       Преподобне Отче Серафиме, моли Бога о нас!
       “ЕНИСЕЙСКИЙ БЛАГОВЕСТ”
       
       Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху;
 И от истины отвратят слух и обратятся к басням.
 Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое.
       Из второго послания апостола Павла к Тимофею (гл. 4, 3-5).
       Молим батюшку Серафима о небесном покровительстве.
 Верим, что и его молитвами издана эта книга.
       
       
       ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ
       “Любовь есть тайна, которая откроется и полностью осуществится лишь в Веке Грядущем”. Эти слова прозвучали в начале страшного апокалиптического XX века. Век сей на исходе. И пролито в нем столько крови, сколько не видело прежде человечество. А волны зла все накатываются и накатываются, угрожая нам девятым валом. Но — чудо Божие! — не исчезает в них любовь, ибо Любовь — это Бог. Не крови, не ненависти, а любви посвящена эта книга, которая вырастала из самой жизни, главка за главкой, ступенька за ступенькой, появляясь впервые на страничках газеты “Красноярский рабочий”. “Небесная лествица” ... Само название ее устремляет наш взгляд ввысь, к небесам.
       Эта — книга продолжение первых духовных бесед священника из Еннсейска, протоиерея Геннадия Фаста, вместившихся в небольшую книжнику “Ты воскресни, птица Феникс!” и три года тому назад как хлеб утолившей духовицй голод наших земляков, возвращающихся душой к вере предков, к православию.
       Тогда пастырь призывал паши души к воскресению. Сейчас призывает к умножению любви. Только это даст нам силы подниматься по незримой небесной лестнице вверх.
       В Откровении Иоанна Богослова, Господь говорит: “Ты не много имеешь силы, и сберег Слово Мое, и не отрекся имени Моего... Я сохраню тебя в годину искушений, которая придет на всю вселенную!” Не много имея сил, взялись мы за это издание, когда шли препятствия внешние и препятствия внутренние. Сама жизнь заставляла проверять сказанное и написанное здесь своим собственным опытом. Много пережито со времени появления первых главок будущей книги, но несмотря на земные печали осталось одно радостное чувство. А суть его удивительна: несмотря на все слабости и грехи наши, мы любимы Богом! Иначе эта книга не появилась бы на свет. А посему примите ее как Божий дар, как дар Любви.
       
       Издается по благословению Преосвященного Антония,
 Епископа Красноярского и Енисейского

НЕБЕСНАЯ ЛЕСТВИЦА

      “ Но видя мужество души, ее терпение среди испытаний и то, что она вышла окрепшей из огня, Господь открывается в благости Своей, является в озарении блистательного Своего света и, призывая ее к Себе, говорит: “Приди с миром, возлюбленная Моя”. А она, прибежав к Нему, плачется Ему и говорит: Почему, Господи, так надолго Ты покинул меня на злые страдания и на издевательства врагов? Встретили меня, когда я искала Тебя, стражи ночи, обходящие город, и мучили меня.
       Господь же, лучась несказанным светом, успокаивает, утешает ее и говорит ей в ответ: Хороши слова твои, приди же с миром, возлюбленная Моя, голубка Моя. И беседует с ней, показывая ей следы гвоздей и напоминая: вот следы гвоздей,-вот бичи, вот оплевания, вот раны, это все за тебя, многими ранами ранимую и многими врагами терзаемую, в великом страдании Я претерпел. Я в Своем человеколюбии пошел искать тебя и освободить тебя, потому что изначально по Моему образу Я сотворил тебя и Своей невестой сделал тебя; и за тебя пострадал... много перенес страданий ради твоего искупления. А ты ради самой себя, столько зла в себе имевшей и в такой мрак погруженной, не должна была пострадать и помучиться?
       И собеседуя мирно, и отвечая душе, Он открывает ей, что Сам научил ее переносить страдания и Сам тайно давал ей силу в испытаниях и подкреплял ее”.
       +++
       Этим чудным трогательным свиданием души с самим Господом Богом, взятым из книги IV века, принадлежащей перу великого молитвенника и мыслителя Макария Египетского, завершилась книга “Ты воскресни, птица Феникс!” Пусть же откроется ею и “Небесная лествица”, где мы дерзнули коснуться вечной темы, волнующей все поколения, что прошли по этой земле — любви.
       — Когда мы говорили о духовности, — начинает разговор отец Геннадий, то вспомнили слова апостола о том, что Бог есть Дух. Но Иоанну Богослову, который именуется наперсником Господним и апостолом любви, принадлежат и другие слова: “Бог есть любовь”. У него не сказано, что Бог любвеобилен или что Он имеет любовь потому, что Бог и есть сама любовь. Это Его сущность, Его природа. И можно эти слова прочитать в обратном направлении “Любовь есть Бог”. Если сущностью Бога является любовь, то сущностью любви является Бог. И никакой не Божественной любви просто не существует. Поэтому, если мы хотим говорить об истинной любви, а не о чем-то другом, подменяющем любовь, тогда мы должны говорить о Боге.
       — Возьмем наше общество. После кровавой революции и гражданской бойни строители “нового мира” добились своего, очи сделали Россию атеистической, то есть безбожной. И такое общество как-то существовало все эти годы. Неужто в нем совсем не было любви, а было только нечто, подменяющее ее? Ведь мы существуем и поныне и не погибли.
       — Вы знаете, я вспоминаю песню, слышанную в юности, там есть слова: “Не было б любви, не мог бы день родиться...” Без любви мир давным-давно бы погиб. К счастью, наше общество не было до конца атеистическим, и сам атеизм не был осуществлен до конца. Это и дало возможность обществу нашему выжить, потому что если б атеизм был последовательно осуществлен, то оно бы не выжило. Атеизм — это смерть, уничтожение, самоубийство человеческое. И только благодаря любви, вере и надежде люди могут жить. И мы не утратили ни веры, ни надежды, ни любви. Мы их хранили.
       — Поразительно. Благодаря какой силе наши люди сумели сохранить все это?
       — В силу того, что в каждом человеке есть образ Божий. Конечно, они были атеистами и потому искажали в себе образ Божий, но они не исказили его окончательно.
       Как об Адаме говорится: согрешив, он утратил образ Божий, и грех исказил его природу, однако не настолько, чтобы его природа была не способна к восприятию добра и спасения. Скажем, бесы... Они пали окончательно, зло стало их второй природой, их сущностью, поэтому бесы спастись не могут...
       — Да, есть, кстати, мудрое изречение: “Дьявол может все, единственное, что он не может, — любить”.
       — А человек не пал так, как пали бесы, и зло все-таки не стало второй человеческой природой. Природой и сущностью человека остается в нем образ Божий. Бог есть любовь, значит, способность Божественной любви сохранена в человеке несмотря ни на что. И вот потому, что она сохранена, мы и живы. И не надо тут говорить только о последних семидесяти годах в России. Это и раньше было — забвенье Бога и следом сразу же приумноженье зла. Вспомните жесточайшие периоды нашей истории, когда в один день на поле брани могло лечь сто тысяч трупов. Страшные битвы знает история. Однако и тогда любовь сохранялась, любовь давала возможность людям жить.
       А если брать новейшую нашу историю... Да, был человек атеист, был членом атеистической партии, но образ Божий и образ Божественной любви он совершенно в себе не терял. Хотя, конечно, эта Божественная любовь была крайне искажена и оскудела. И отсюда нынешние наши беды.
       Чтобы еще лучше усвоить понятие Божественной любви, нужно обратиться к самому слову “любовь”. Значительно богаче европейских языков являются наши праязыки — греческий и латинский. Так вот, в греческом есть три слова, кои в переводе на русский язык означаются одним словом “любовь”: эрос, филио и агапе. Эрос — любовь плотская, заземленная. Это не значит, что она плохая... Мы, кажется, говорили, что человек — это дух, душа и тело?
       — Да, в прошлых беседах.
       — Так вот, эти три греческих слова как раз соответствуют этим трем ступеням. Так уж устроен человек, что свойственна ему телесная любовь — эрос. И в супружеской жизни есть момент телесной любви. И, как вы знаете, брак освящается Церковью. Но это одно. Есть другое — душа. Этой любви не на телесном, а на душевном уровне, соответствует слово “филио”. Филис, кстати, значит “друг”. Дружба может быть всякая. Есть дружба с человеком. Есть философия — дружба с мудростью, филология — дружба со словом и так далее. То есть это тот уровень, где задействовано уже не тело, а душа человеческая, любовь на душевном уровне.
       — Это как бы на ступеньку выше.
       — Да, насколько душа выше тела, настолько эта любовь выше той. Есть еще такой у нас термин: филокалия, по-славянски — добротолюбие, то есть любовь к красоте. Это все тот же душевный уровень. Но если красота понимается как отражение Божественной славы, как Божественная красота, то это уже духовный уровень. И здесь надо отличать красоту от прелести.
       — Часто к этому слову легкое отношение. Говорят “прелестный цветок”, “прелестное создание”, испытывая чувство восхищения, симпатии...
       — Но истинное значение этого слова в другом, прелесть — это лесть в превосходной степени. Прелесть Богу не нужна, а нужна дьяволу, ибо это искажение красоты, обман...
       — Вместо конфетки красивая обертка, а внутри — пустота. И красива она для того, чтобы прельстить, чтобы рука потянулась к ней. В общем, понятно...
       — Понятно, что это искажение красоты, которая есть отблеск Божественной славы.
       — Итак, прелесть уводит от Бога, а что же приближает к Нему максимально, если можно так выразиться?
       — Любовь в высшем ее проявлении. Вот это третье слово у греков “агапе” и означает уровень духовный, именно любовь Божественную, которая реализуется только в религиозной жизни человека, в духовной сфере его существования.
       — Значит, еще одной ступенькой выше?
       — Да, ибо это любовь к Богу. У первохристиан был такой обычай: после или до богослужения они собирались на трапезу любви. Та трапеза любви как раз и называлась “агапе”. Как известно, первохристиане имели общее имущество, все приносилось к ногам апостолов и разделялось между всеми. И вот за этой трапезой люди объединялись, потому что она имеет не только физиологическое значение — утолить потребности желудка. Она несет еще и общение духовное, единение. Вы заметили, что именно за трапезой объединяется и семья? Все заняты, каждый что-то делает, но именно за столом собираются и происходит единение. Может, это уже вульгарно и цинично, но даже мирятся за столом и выпивают в знак примирения. Правда, тот мир, что за выпивкой происходит, того он и стоит, потому что это искажение. А суть все-таки та же: объединение за трапезой.
       И в богослужении центральное таинство христианское — это трапеза Господня, вкушение Тайн Господних, ведь при причастии тоже трапеза, и опять же трапеза любви: Бога к нам, нас — к Богу и любовь в Боге друг к другу. То есть в Боге мы все объединяемся. А началось это две тысячи лет назад. Когда Христос вознесся на небо, апостолы собирались на трапезу и никто не дерзал садиться на Его место. Оно оставалось пустым, а на столе выставлялся хлеб, по-гречески “артос”. По сей день в пасхальном обычае слово это сохранилось. И вот этот хлеб означал воскресшего Христа, который теперь уже отсутствовал. В христианской трапезе не просто собираются люди, но собираются люди во Христе. Он — связующее начало. Он — суть ее. Потому что без этого “артоса” — тела Христова наше объединение ничего не дает. Только в Боге, в Божественной Агапе, может происходить и наше единение в любви.
       — Думаю, столь однозначное определение любви у многих вызовет несогласие. Вам начнут приводить примеры, когда были любовь, но не было Бога, ибо были они. среди людей, далеких от веры, иа т.д.
       — Любовь без Бога быстро разрушается. Яркий пример — наши семьи. Ведь в нашем веке браки заключаются по любви, экономические расчеты почти отсутствуют, принуждения почти нет. Нельзя сказать, что все разведенные были обманщики или что все они обманывались, они действительно любили друг друга. Но почему же через год, полтора, три семьи рассыпаются? Потому что строилась семья на любви двух человек, но этого недостаточно. Такая любовь исчезает. Она, как погода, — с утра хорошая, солнечная, к вечеру небо уже затянулось облаками, а назавтра пошел дождь... Вот так и в наших семьях. И вспоминают супруги: где же те романтические чувства, где та любовь? А от нее уже ничего не осталось, потому что было два человека, была любовь, но между ними не было Христа, а значит, не было любви истинной, ибо Бог есть любовь.
       А когда соединяются в Боге два человека, вот тогда их любовь прочна, глубока, вечна. И такой брак просуществует всю жизнь. а любовь перейдет в вечность...
       — Я вот думаю, почему же в мировой литературе любовь двух обязательно трагична? Тому миллион примеров. Возьмем Ромео и Джульетту, возьмем размышления Марины Цветаевой в книге “Мой Пушкин”, где она как раз говорит о неизбежности трагедии для двух истинно любящих — нет счастья им в нашем грешном мире.
       — Я как-то одному молодому человеку сказал: а вы заметили, что писатели во все времена были недовольны, все они были обязательно чем-то недовольны? А он ответил: а довольный и не сядет писать... Дело в том, что вся мировая литература, в большей или меньшей степени, вне Бога. И от этого, в большей или меньшей степени, трагична. Но если мы возьмем жития святых людей, проживших жизнь в Боге, то мы найдем там счастливейшую жизнь Петра и Февроньи, Марии и Кирилла — родителей Сергия Радонежского, найдем там блаженную Монику — мать Августина, много других истинно счастливых любящих людей.
       — Получается так, что мировой литературой освоены только первые две ступеньки тело и душа — и она почти не касается любви духовной?
       — Так и есть. Потому мировая литература и стремится создать трагедию. Помните, я рассказывал вам о встрече с Чингизом Айтматовым? Так вот, когда я спросил его, почему так печально и трагически закончилась “Плаха”, то он сказал: если б она кончилась не так, она была б неинтересна.
       — Значит, действительно целью его было создать, сотворить трагедию. Странно, какая же сила тогда движет рукой пишущего?
       — А вот некий пафос гибели. Пусть даже пишется с тем, чтобы предостеречь от гибели, а волей или неволей рождается пафос гибели. А вот Евангелие кончается не Голгофой и даже не Воскресением, а Вознесением — вхождением Христа в Божественную славу, в Царство Небесное. Апокалипсис кончается не Страшным Судом, а Небесным Иерусалимом. А о словах Айтматова “У меня нет Небесного Иерусалима” — я уже говорил. У них нет Небесного Иерусалима и потому так все беспросветно. Поэтому только истинно христианская литература полна светлой любви. И не только литература. Вот конкретный пример — картины московского художника Виталия Линицкого из альбома “Русь и христианство”. Теперь он иеромонах Стефан. Вы посмотрите, какой свет. Это свет, каждый раз объединяющий небо и землю. Но он к тому же и крестообразный, ибо соединяет не только небо и землю, но соединяет и людей меж собою. Здесь нет пафоса гибели, а есть торжество добра и вечной жизни... Так вот этого света очень не хватает мировой литературе.
       Кстати, в искусствоведческой статье о творчестве Линицкого несколько даже снисходительно сказано, что сначала он вроде бы ничего рисовал, но потом появилась православная благостность в полотнах...
       — Ну просто, наверное, потому, что живущим только в теле и душе, коим недоступна жизнь духовная и тот мир горний, недоступно ощутить в полноте и сияние этого свети. Как писал в письмах Феофан Затворник в прошлом веке, душно и. нечем дышать человеку духовному в сфере только телесно-душевной, но так же задыхается в духовной сфере тот, кто привык дышать, по-альпинистски говоря, воздухом других. куда более низких вершин. Отсюда и нотка недовольства.
       — Да, это вроде уже я недостаток... То есть им надо, чтобы все окончилось какой-нибудь растрепанностью, какой-нибудь бедой, каким-то ужасом.
       — Как вы сказали, пафосом гибели.
       — Да, а здесь его нет. Здесь кончается Горним Иерусалимом, Небом. И православие дает зтот свет, и художник идет к нему...
       — А если взять нашу литературу “золотого” XIX века, потрясшую и потрясающею до сих пор весь мир, в ней ведь тоже силен пафос гибели, отрицания, уныния, отвержения... А в это время сиял на нашей земле великий россиянин Серафим Саровский. И всевидящий Бог посылал и посылает пророков в наше Отечество и после смерти Серафима. Феофан Затворник, оптинские старцы, Иоанн Кронштадтский... А сколько было светлых подвижников среди монахов и монахинь, среди рядовых прихожан, простого купечества и крестьянства! И никто из писателей, не отразил в полной мере той потрясающей духовной любви, что воцарялась на православной российской земле. Практически их не заметили наши литераторы, не увидели в них героев. Не очень зоркими духовными очами, значит, смотрели они па мир...
       — Да, даже если говорить о Пушкине, Гоголе, писателях максимально православных... все-таки у них присутствовал свет православия, а с другой стороны, был пафос гибели. Ну а житийная литература, христианская литература, пронизана другим духом. В ней любовь не кончается трагически. Там она как раз находит свое светлое воплощение. Я понимаю, если светский писатель будет заканчивать благостно свои рассказы о'любви, то это будет скучно и тошно. Во-первых, это будет неправдоподобно, во-вторых, это будет выглядеть слишком слащаво. И претить будет такая книга, ибо в ней будет фальшь.
       А христианский свет, который неведом этому миру, истинный. И он не претит, он не слащав. Но грешный наш мир, не зная такого света, считает, что такого света и нет. А он, оказывается, есть.
       — И тут люди говорят на разных языках...
       — Это все равно, что больной сказал бы, что быть здоровым — это скучно, чем тогда заниматься? Ему вот есть чем заниматься: ему надо бороться за здоровье, надо стремиться избавиться от своей болезни. И невдомек ему, что можно жить здоровым и есть масса интересных дел. И что борьба за здоровье — это борьба за возможность делать то, к чему человек призван. Так вот, эта литература, которая нам показывает болезни, в том числе и болезни любви, она на подступах к жизни. А жизнь начинается, когда все эти болезни позади, когда человек духовно исцеляется. И эта жизнь не скучна. Это и есть то, ради чего человек существует на земле. Это то, в чем может человек свое назначение осуществлять.
       +++
       “      По моему разумению, вера подобна лучу, надежда — свету, а любовь — кругу солнца. Все же они составляют одно сияние и одну светлость... Любовь... Желаю я узнать, как видел Тебя Иаков утвержденною на верху лествицы? Скажи мне, какой был вид этого восхождения? Что означает самый образ лествицы и расположение ступеней ее... И сколько их числом, жажду узнать? И сколько времени требуется на восхождение по ней? Тогда Она, сия Царица, как бы с неба явившись мне, говорила: лествица, виденная Иаковом, пусть научит тебя составлять духовную лествицу добродетелей, на верху которой Я утверждаюсь, как и великий таинник мои говорит: Ныне же пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше”.
       Из книги “Лествица”
 преподобного игумена Синайской горы
 Иоанна Лествичника (IV век).
       ОГЛЯНИСЬ, ОГЛЯНИСЬ, СУЛАМИТА!
              “Искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит дуШа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: “Не видали ли вы того, которого любит душа моя?”
       ...Я искала его и не находила его, звала его, и он не отзывался мне. Встретили меня стражи, обходящие город: избили меня, изранили меня... Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? Что я изнемогаю от любви... Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, то он был бы отвергнул. с презрением”.
       Песнь Суламиты из книги Ветхого Завета “Песнь Песней царя Соломона”.
       +++
             — И все-таки, отец Геннадий, — продолжаю я разговор, — ведь не все люди приземлены, не так уж мало тех, кто ищет Бога и свое высшее предназначение на этой земле. Недавно я выслушала рассказ одной молодой женщины, которая в поисках любви возвышенной, духовной направилась в церковь, приняла таинство крещения, пыталась ходить на богослужения, но не озарили они ее, не дали радости. И пошла она к индийским йогам в университет какой-то. Именно там, погружаясь в нирвану, почувствовала она приближение к Богу, ощутила, что любовь заполнила ее сердце, добрее стала сама и люди к ней подобрели. И теперь ощущение счастья не оставляет ее. Но мне почему-то стало за нее страшно... Поразили две вещи. Мгновенная отдача свыше, доставшаяся ей без особых духовных усилий. Это вам не в православии, где к любви идут через осознание своей греховности, через молитвы и покаяние. И еще поразило то, что не спокойной была эта радость, а взбудораженной, взвинченной. Есть что-то неестественное в такой любви. Не счастье, а кайф, говоря языком молодежи. Но попробуй ей возрази — не поймет, не примет, не поверит...
       — Да, любовь Божия изливается в.сердца Духом Святым, так сказано у апостола. Ведь в первохристианстве нечто подобное тому, о чем рассказывала она, было, особенно у христиан I века, II и III. Это было христианство ликующее. Они были полностью охвачены любовью Христовой. Язычники, ничего не понимая, что происходит, говорили:смотрите, как они любят друг друга! Это настолько ярко отличалось от того, что было вокруг, что даже палачи поражались этой любви, ведь христиане умирали, не проклиная. Они убийц своих благословляли и даже ободряли их. Делай свое дело, делай. Я ко Христу иду!
       И эти агапе, трапезы любви, которые сопровождали практически каждое богослужение, это было действительно само ликование. Но это состояние ликующей любви исторически, можно сказать, прошло. С III века христианство существовало уже иначе, утративши ту первую любовь. В Апокалипсисе так и говорится: имею против тебя то, что ты потерял первую любовь. Так что можно со смирением принять слова этой женщины: да, ту первую любовь мы, христиане, у Бога утратили. Но с конца III века начинается этап зрелости христианской. Даже возьмите в жизни человека. Восторженная романтическая любовь юноши, девицы ведь не сохранится на всю жизнь. Но это не значит, что в 30-50 лет любовь, если она настоящая, меньше. Она просто переходит в другие формы. И благочестивые супруги все свидетельствуют о том, что с возрастом любят друг друга даже более, чем во дни своей юности. Если они тогда только говорили, что не могут друг без друга, то теперь они уже действительно не могут. Только форма проявления любви другая. Она уже не имеет тех романтических черт. но она более глубокая, более зрелая. И вот христианство, в первую очередь в лице монашества, и пришло к этой зрелой любви.
       И если брать подвижников, начиная с пустынников конца III века, и если взять наших русских святых — это как раз торжество той зрелой любви. Но ради нее эти люди десятилетиями могли подвизаться в пещерах, в затворах, исполнять обеты молчания, отрешаться от этого мира, т.е. делать то, чего первохристиане не делали. Те радовались, как дети. Но я не могу сказать, что эти великие отцы — будь то Микарий Великий или Антоний Великий, преподобный Сергий Радонежский или Серафим Саровский, — любили Христа меньше, чем первохристианские мученики. Никак не меньше. Любовь Божия двигала их ко всему этому, но формы были уже не эсхатологические — первохристианские, а аскетические.
       — Ну а почему все-таки утеряно то ликование, что же плохого в той первой любви?
       — Да нет ничего плохого. Но если человек в 40 лет ведет себя не так, как в 20, это не значит, что в юности он вел себя плохо. Просто ему было 20, он был молод.
       — То есть христианство, кик и человечество, проходит через детство, юность, зрелость, старость...
       — Именно. Так что можно со смирением принять обличения в утрате христианами этого чувства первой любви. Но с другой стороны, можно указать на более зрелую и глубокую любовь. Одно дело вспыхну гь и прогореть, как первохристианин вспыхивал у купели крещения и возгорался на арене мученичества и шел ко Христу. А другое дело 60-80 лет где-нибудь в, пустынях никому неведомо подвизаться. Или пример обычного батюшки в простоте без всякой внешней эффектности служащем на своем приходе, при столь неблагоприятных условиях все-таки восстанавливающем свой храм, любящем свою паству. А сколько обычных верующих жен-христианок, терпящих немало от своих мужей, но терпеливо воспитывающих детей своих в вере и несущих свет Христов в этот мир. Мало кто замечает их. И к лику святых они, наверняка, причислены не будут, но у Бога многие из них могут оказаться выше мучеников, совершивших яркий подвиг. Любовь труднее сохранять в буднях, когда в сером, невидном, кропотливом труде надо ее созидать.
       А что касается той женщины, которая “ушла в нирвану”, к сожалению, приходится сказать, что она не в состоянии любви, а, как вы сказали, в состоянии кайфа. Да, человек, когда накурится наркотиков, блаженствует. Один торговец наркотиками сказал одному верующему: “Вы обещаете рай когда-то и где-то, а я могу дать тебе его на несколько часов сегодня вечером”. Чтобы получить его когда-то и где-то, надо десятилетиями в посте и молитвах, в бдениях, поклонах, с покаянием трудиться. А здесь тебе его тут же дают. В данном случае это психонаркотики. Потому сразу же и отдача. И ее состояние сейчас именно таково. Она находится под духовным наркозом, она блаженствует, ликует, веселится в нем, но, как действие любого наркотика, оно пройдет, наступит отрезвление и то ужасное состояние, которое приходит после любого наркотика. Как-то оно у них называется...
       — Ломкой...
       — Ломка эта наступит.
       — Значит, ей будет очень плохо?
       — Очень. За все надо платить. И за то призрачное счастье ей придется жестоко расплатиться с бесами. Они не задаром подарили ей это. Ведь сказано в Писании, что бесы являются и в виде ангела света.
       — Она говорила, кстати, и о свете, и о том, что христианство уже прошло через свет, но опорочи-лось с веками, обветшало. Ее учителя признают все христианские ценности, она их тоже не отрицает. Вот только Христос для нее не Бог и Церковь — не пристанище.
       — Да, состояние ее печально, и чем скорее она выйдет из него, тем лучше. И ей надо будет пройти через скорби, через труды, чтобы спасти себя.
       А христианство имеет обетование быть до скончания века. И проделав путь внешний, претерпев все скорби, все беды, оно взойдет в Небесный Иерусалим. Христианская Церковь является невестой Христовой. А подвижники христианские — это люди светлые и пронизанные Божьей любовью. Она светится, струится через них. И этот свет действительно от Бога. Не то бесовское, прелестное, обольстительное, наркотическое состояние, которое дается за просто так: приди к нам и сразу получишь, а иное — это любовь усвоенная, понятая и обретенная в Боге. И уже никто не отымет ее. Как апостол Павел пишет, ничто не может нас отлучить от любви Божией — ни небесное, ни земное, ни преисподнее.
       Еще бы я напомнил слова старца Силуана Афонского — подвижника XX века. Он говорит о том, что в наше время многие приходят к Богу через скорби и мало кто приходит по любви. Ведь сам Бог — Иисус Христос — пришел к нам по любви: “Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную”. И Господь, конечно же, желает, чтобы и мы пришли к Нему по любви. Но только исключительные люди, редко кто приходит к Нему по любви.
       Есть в Библии такая древняя книга “Песнь Песней”, где отношение Бога и человеческой души, грядущего Христа и Церкви изображены в виде возлюбленного и возлюбленной. Он — в образе царя Соломона, а она в образе Суламифи. У Соломона, пишется, была Суламифь (Суламита) — невеста единственная и возлюбленная. Кроме нее 60 цариц, 80 наложниц и девиц без числа. Ну чисто внешне это было в обычаях древних восточных государей: от того, какой гарем царя, судили о славе его, могуществе и величии. Это был прежде всего атрибут царской славы. Имел его и древний Соломон по обычаям того времени.
       Но святые отцы дают всему этому духовное толкование. Единственная возлюбленная — это те, кто приходит ко Христу, любя самого Христа, и кроме Него, они более ни в ком и ни в чем не нуждаются. Царицы — это те, кто приходит ко Христу ради Царства Небесного, ради жизни вечной, ради духовных благ. Наложницы — это люди, взятые насильно. Они этого не хотели и подчинены царю только из-за страха, то есть это те, кто приходит к Богу страха ради, — болезнь ли их ведет, гибель ли близких, катастрофы ли жизненные, но что-то принуждает обратиться к Богу.
       — Я встречала таких людей, в чих мало света...
       — Но они тоже обращены к Богу.
       — Все равно скорбь личная как бы затемняет свет любви, это ощутимо...
       — Ну а девицы без числа — это тот народ, который не живет с Богом и не живет по заповедям Божьим. Но он не отрекся от Него. И все-таки считает себя народом верующим, христианским. Таких без числа, в них даже трудно узнать христиан. Но они не отошли от Христа, все-таки они тоже в окружении царя Соломона, то есть в окружении Христа. Ну а теперь каждый пусть поищет себя, где же он находится...
       И Господь не отверг никого, как Соломон не прогнал ни наложниц, ни тем более цариц, не прогнал даже множество девиц без числа. Так и Господь всех нас — таких разных — приемлет с любовью, видя немощь каждого из нас и видя то, что каждый из нас может вместить.
       +++
              “Есть шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц. и девиц без числа. Но единственная — она, голубица моя, чистая моя, единственная она у матери своей, отличенная у родительницы своей. Увидели ее девицы, и — превозносили ее, царицы и наложницы, и — восхвалили ее.
       Кто эта блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами? ...Оглянись, оглянись, Суламита, оглянись, оглянись — и мы посмотрим на тебя”.
       Песнь царя Соломона из книги “Песнь Песней”.
       ГДЕ НЕТ ТЕБЯ — ТАМ ПУСТОТА
              “Как молния, когда осветит чертоги пира, то после нее жалкими кажутся огни светильников. Так Ты внезапно блистал в душе моей во время самых сильных радостей жизни. И после молниеносного света Твоего какими бесцветными, темными, призрачными казались они. Душа гналась за Тобою...
       ...Окрыляет и живит молитва к Тебе, каким трепетом тогда наполняется сердце и как величава и разумна становится природа и жизнь! Где нет Тебя — там пустота. Где Ты, там богатство души, там живым потоком изливается песнь: Аллилуиа!”
      
       Из акафиста “Слава Богу за все”.
       +++
             — Сложный вы, однако ж, вопрос поставили перед нами, говорю я отцу Геннадию, — найти, себя в этом царском окружении... Одно скажу: среди нас и. окружения нашего Суламифь отыскать не удалось...
       — Ничего страшного. Мы-то, зная это, должны стремиться к восхождению. От одного духовного состояния к другому. Если кто среди “девиц без числа”
       — постарайся войти в “чертог наложниц”, если “наложницы” — постарайтесь войти к “царицам”. А если “воцарились”, так постарайтесь же стать Сулампфью. И не беда, если ваш путь начался, может, не с любви к Богу, а пусть даже и страха ради. Ну а те, кто изначально подвигнулся к Богу по любви к Нему, — это избранники Божий. Они достигают наибольшего просветления.
       — Да, рассказывают, каким несказанным светом сиял Серафим Саровский. А обращался-то как к любому, кто входил к нему: “радость моя”, “драгоценность моя”. И искренне радовался каждому входящему.
       — Именно этих избранников Божиих к первую ''очередь причисляет к лику святых Церковь.
       — А вы встречали подобных в своей жизни?
       — Ну, “Божий избранник” — это,конечно,великое слово,я бы чуть-чуть смягчил остроту выражения. Я встречал людей, которые шли к Богу по любви, не из страха, а из радости. Один из моих знакомых священников всегда, когда речь идет о причине прихода к Богу, отмечает, что пришел не по нужде, не из-за болезни или безвыходности положения, но от радости, которую дарила ему вера. А каков свет от почитаемых во всей России и даже за ее пределами ныне еще здравствующих старцев: отца Кирилла (Троице-Сергиевая Лавра), отца Иоанна Крестьянкина (Псково-Печерский монастырь), о. Николая (остров на Псковском озере)... Уже не одно десятилетие отовсюду стекаются к ним люди, чающие утешения, укрепления веры, ищущие решения своих жгучих вопросов.
       — Л чем отличаются они от пас всех, современников их?
       — А чем отличается Суламифь, допустим, от цариц и наложниц? Эти люди радостно совершают все ради Господа. Остальные же люди как приходят в храм? Одним надо отслужить молебен о путешествующих или учащихся, другим отпеть усопшего, третьим обвенчаться. Так вот, люди эти приходят ради Царства Небесного в лучшем случае, ибо они приходят в храм потому, что им что-то от Бога надо. Есть и другие, кто ради страха пришел,- приходят и говорят иногда: “Батюшка, больше мне идти некуда, это последнее, так дальше невозможно жить”. Или говорят: “Все перепробовал, ничего не помогает, может, церковь поможет?” Так вот, как раз “царицы и наложницы” — это большинство наших прихожан. Ну а “девицы без числа” — это наш народ, который все-таки еще не отрекся от Бога, что-то в себе хранит и помнит, кто он такой, но в Церкви его нет. А вот тех, кто пришел по любви к Богу, мало, но есть они такие, есть. Это те, кто составляет, собственно, стержень, суть Церкви.
       — В основном священники?
       — Я бы этого не сказал. Среди них есть и не священники, а среди священников есть те, кто пришел как раз не ради любви к Богу. Это определяется не священным саном и даже не монашеским постригом. Как в молитвах говорится о суде Божьем: ни царь, ни воин, ни владыка, ни раб — все в равном достоинстве перед Богом. Потому что наша земная видимая иерархия — она далеко не всегда соответствует духовной иерархии. Потому в Евангелии и сказа-но: “Будут последние первыми, а первые последними”. Будет такая перестановка, что мы очень удивимся.
       — А наш современный мир? В каком он состоянии, если говорить о любви?
       — В страшном, конечно. И это все написано в Евангелии. Христос о последних временах говорит:
       “По причине умножения беззакония во многих охладеет любовь”. И конечно, умножение беззакония и следующее за ним охлаждение любви налицо. Это — и в великом и в малом, начиная с семьи. Ведь только в исключительных случаях жены умеют жить без ссор и без распрей, в любви, чтобы дома был уют, мир, лад. К сожалению, это касается и верующих. В редкой семье мы находим образец подлинно христианского мира и любви. А уж в миру и вовсе. В Енисейске, например, половина браков распадается. А дальше больше. Возьмем производство. Раньше слуга мог отдать за барина свою жизнь, и на примерах нашей русской литературы, на примере исторических свидетельств можно сказать: много было таких случаев. Представьте, барин и извозчик едут домой, их настигают волки, они уже все скинули с саней, что можно было, отдают одну лошадь, другую, остается последняя. Деревня близка, но по всему видно, что волки одолеют. Тогда извозчик передает вожжи барину, сам прыгает в стаю волков и кричит: “Езжай, барин!” А на следующий день тот собирает косточки своего верного и преданного слуги. Покажите мне сегодня того рабочего, который за своего директора или главного инженера так бы вот жизнь положил.
       — Главный инженер, наверное, и косточки не пошел бы собирать. Но откуда было столько самопожертвования в том же слуге?
       — А от любви. Потому что Бог есть Любовь, а православие и.вера в первую очередь ценились в обществе, Русь-то была святая. Ведь не назвали ее ни великой, ни державной, а святой. Потому что на вере и православии все строилось. Допустим, человек был прислугой в доме барском, ведь он в некотором смысле входил в семью. Сейчас все это разрушено, семья оыла разрушена и названа буржуазным предрассудком, общественные институты, все семейное, любовное сметено, все стали товарищи, и ушла любовь из отношений людских. Зато прислуги нет! Вот она, свободная, независимая техничка самого свободного (до недавних пор социалистического) государства на самом свободном производстве. Так есть разница: вытирать полы и подоконники в том доме., где ты сама родилась, и твои дети родились, и твои внуки родятся, где все согрето семейным теплом и любовью, или просто ходить на работу за какую-то зарплату и на какое-то предприятие и там вытирать пыль? Там все холодно, там все пусто, там нет любви. Там есть зарплата.
       Конечно, люди есть люди, они начинают тянуться друг к другу, появляется дружба, да и любовь появляется, все это бывает, но оно существует как бы вопреки этому бездушному устроению. А тогда само устроение к этому вело. И само государство. Царь-то был батюшка — не генеральный секретарь, не избранный президент, а помазанник Божий и батюшка пароду своему. А царица была матушка. Все это носило семейный характер: вот мать, отец, дети, чада. И присягал-то царь не на Конституции, а на Евангелии. И вырастал еще когда мальчишкой, царевичем бегал, он уже знал — это его народ. Он рос уже в любви к тому народу. Он знал, что сам принадлежит ему. Если брать высшую сферу дворян, помещиков, крестьян, то семейное устройство было во всем. Лошадка-то твоя, а это уже не колхозный конь, от которого идет зарплата и все. А это твоя коняшка, твоя кровинушка, родимушка твоя. И ты уж ухаживаешь за ней, лелеешь ее. А потом она будет лелеять тебя, кормить (а в колхозе не конь кормит, деньги или трудодни). Но так было во времена той, Святой руси.
       — А сейчас как?
       Сейчас? Умножение беззаконий, ибо нет духовного закона, который бы сейчас не был нарушен. Скажете, мол, и раньше нарушали. Да. Но есть разница. Или был закон и его нарушали, зная, что переступают дозволенную грань. Или сейчас беззаконие стало нормой, а закон существует в виде исключения. Ну коль беззаконие умножилось и стало нормой — любовь иссякла.
       Но человек не может жить без любви, а достичь ее трудно, и вот тогда приходят всякие искушения, как к той женщине, рванувшейся к йогам, о которой мы тут говорили. Ложные пути и ложные чувства...
       — Я об этом думала. Мне кажется, это от страха пустоты. Любой человек, живя вне Бога, ощущает ее сознательно или бессознательно и стремится заполнить. Идолом ли, кумиром... Храм вон в Санкт-Петербурге поставили певцу Джону Леннону, Именно храм! Потрясающее язычество. Так заполнение пустоты обретает зачастую страшную уродливую форму. Отсюда и. все трагедии, что с нами происходят, в том числе и трагедии любви двух — его и. ее. Ищут Бога вне храма... Но ведь и в храм идут! Вот к вам в Енисейск приехали мальчишки, из Иркутска помогать восстанавливать монастырь. Наставник их рассказывал, что многие ходят в церковь вопреки воле родителей. Ничто их не останавливает. Ч то это?
       — Это Господь призывает. Когда-то призовет последнего.
       — Когда же? Простите за столь наивный вопрос...
       — А сказано, когда войдет полное число язычников ко Христу. У Бога есть число, и оно исполнится. Как определенное число ангелов отпало от Бога, так, по мнению некоторых отцов, именно такое число людей должно обратиться к Богу, восполнить число падших ангелов. Поэтому каждый из нас должен поспешать собою восполнить это число, чтобы войти в чертог Небесного Царя, войти в чертог Царства любви...
       — Иногда спрашивают: а что было, когда еще не было начальных пылинок Вселенной?
       — Была Святая Троица: Бог-Отец, Бог-Сын, и витал между ними Бог-Дух Святой. Там, где нет Троицы, там нет любви. Я, может, повторюсь, но в тех религиях, где Бог не в Троице прославляется, Он сразу же превращается в какого-то далекого, неприступного, неведомого, праведного Судию. Он управляет, предопределяет, и над человеком — фатум, рок и человек — ничто пред всемогущим Богом. При такой религии любовь уже не может развиваться во всей своей полноте. Вот отсюда порой крутой, не исполненный терпения и доброты нрав мусульманской, иудейской религии.
       — А слова “Бог есть любовь” произнесены только с пришествием Христа?
       — Да, ветхозаветные люди чувствовали это, но оно еще было сокрыто от них. И хотя праведники и пророки чувствовали своим сердцем Бога-Любовь, Он открылся с пришествием в мир Христа Спасителя. Произошло Богоявление. Явился Бог и явилась Любовь Божья. Бог стал не просто Владыкой, он стал Отцом. То есть то, что я говорил о семейных отношениях, приняло мировой, вселенский масштаб. Ведь в основной молитве мы сыновне обращаемся: “Отче наш”, не Владыка, не Господин, не Судия...
       — В молитвах и в богослужениях обращение на “вы”, кстати, отсутствует... И это как-то сокращает огромное пространство между нами и Богом. И все-таки я не могу смириться вот с чем: пришел Христос, просиял Любовью. В осиянном свете Его христиане ликовали, погибали за любовь. Божье сияние это было настолько велико, что было очевидным даже для тех, кто не принял Его. Но вот прошло два тысячелетия, чуть меньше, и свет померк в христианах, я не говорю о подвижниках...
       —— И Христос говорит: “Блажен, кто не соблазнится о Мне”. Он предчувствовал это. Да, было время, когда говорили: “Смотрите, как они любят друг друга”. Сейчас не скажешь этого.
       — Вот именно... Люди идут в церковь, молятся, исполняют обряды. Ноя не сказала бы, что все они преисполнены света любви. Они почти так же одержимы страстями, как и безбожные люди...
       — Значит, к нам и относятся эти слова: “И блажен, кто не соблазнится о Мне”. Вот та женщина соблазнилась и, не найдя быстро в церкви то, что искала, пошла искать любовь на ложный свет. Это можно сравнить опять же с семьей. Ведь может жена не увидеть любви со стороны мужа, той идеальной, о которой мечтается, и тогда, если она сделает вывод, что надо искать ее на стороне, и пойдет искать, то мы назовем это прелюбодейством. Вот так же и здесь, когда люди бегут из церкви.
       — Но ведь со стороны Христа любовь к нам не оскудевает и не может оскудеть? В чем же дело?
       — Но мы-то люди земные. Люди не могут сейчас духовно видеть Христа. Но они могут увидеть Его в первую очередь в христианах. Ведь Христос говорит своим ученикам: “Вы свет мира. Меня люди не будут видеть, но они будут видеть вас”.
       Он говорит еще своим ученикам: “Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного”. Не вас прославили, а Отца. Раз вы так друг друга любите, то какова же тогда любовь Божия! И если люди, обращаясь к нам, не видят в нас этой христианской любви и потому не прославляют Отца Небесного и начинают искать других отцов, тогда, если провести аналогию с семьей, они начинают прелюбодействовать.
       И это укор нам — христианам. И это должно побудить нас к покаянию, покаянию каждого христианина, входящего в церковь, ибо часто не осознаем мы этой своей вины перед людьми и Богом.
       С другой стороны, надо понимать и объективный ход истории. Когда я вижу старушку, то было бы странным спрашивать ее, где ее коса и где ее краса. Если я говорил о юности, о зрелости церкви, то теперь, если это не погрешительно, можно сказать и о преклонном возрасте. Мы подходим уже к старушке-Церкви, и искать ее юную красу, которую она имела когда-то, может, не совсем оправданно будет исторически. При этом хочу оговориться: Иисус Христос вчера, сегодня и вовеки тот же. Сам Христос в Царстве Небесном, сама Церковь в своей природе изнутри столь же прекрасна и не утратила своей красоты, своей чистоты и своей любви. Она невестой и осталась. Но в историческом своем земном осуществлении...
       — Через нас — людей?..
       — Да, через нас, она приходит к своему времени, о котором Жених говорит: “Когда Я приду, найду ли веру на земле?” А уж если веры не найдет, то любви не найдет и подавно. Ведь слова “по причине умножения беззаконий во многих охладеет любовь” в первую очередь относятся к церкви, не к миру. Бессмысленно говорить о беззакониях в миру, ибо они с людьми с тех пор, как они отреклись от Бога. Но именно к христианам обращены эти слова. Христос говорил: “Когда будут войны, военные слухи, смотрите, не ужасайтесь, вот Я наперед сказал вам...”
       — Да, сбываются до каждого слова предсказания из Священного Писания. Воцарились у нас безбожие и сребролюбие, непочитание родителей и надменность, похотливость и поклонение кумирам, процветают лжеучения и колдовство. И несть числа нашим грехам.
       — И когда вы видите это, смотрите и не ужасайтесь, — сему надлежит быть. И блажен, кто останется верен Христу, кто сохранит до конца верность Церкви Христовой.
       — Если раньше первохристиан мог отвращать от Христа страх физической расправы (вспомним показательные устрашающие казни), то сейчас что пугает человека, не дает ему прийти ко Христу?
       — Да, страшными были мучения первохристиан: их колесовали, рубили, железными когтями клочья плоти вырывали... А вот, если возьмем гонения большевиков, там тоже есть физическое насилие, издевательство, но главной была не физическая расправа, а в первую очередь они подавляли душу.
       — Они пришли, отнять любовь у нас...
       — Большевики пришли разрушить уже саму душу христианства, когда не только благотворительные общества, но даже сами понятия милосердия, благотворительности уничтожались. И уже, благодаря их пропаганде, каким-то “поповским душком” веяло от этих слов. И гонения антихриста тоже будут духовного характера, хотя не без крови, но главная суть его — уничтожение души человека, гонения и преследование души человеческой и всех ее божественных свойств, преследование божественного начала в человеке, коль он его окончательно не растерял.
       — И многие прельстятся тогда, многие дрогнут. И страшная пустота заполнит мир, ибо мир без любви, без Бога — пустыня...
       +++
       “Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе у него тишина и свет. Там Христос! ...Как Ты прекрасен в торжестве весны. Когда воскресает вся тварь и на тысячи ладов радостно взывает к Тебе: Ты источник жизни, Ты победитель смерти.
       При свете месяца и песне соловья стоят долины и леса в своих белоснежных подвенечных уборах. Вся земля — невеста Твоя, она ждет нетленного Жениха. Если Ты траву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения, как просветятся наши тела,как засияют души!”
       Из акафиста “Слава Богу за все”.

ЭТО Я, ГОСПОДИ, ЭТО Я!

      Это я, Господи, это я...
       Я на земле своей — человек.
       Света и тьмы полна жизнь моя,
       Неприкаянный весь мой век.
       Ты брось грехи мои на весы.
       Отпущенья жду от Тебя.
       Кто на плаху шел на Руси?
       Это я, Господи, это я!..
       Это я, Господи, это я.
       Катится по снегу голова.
       Криком заходится жизнь моя,
       Кровь на губах моих и словах.
       Позабыл давно, где Твой храм.
       И Твой колокол звал не меня.
       Кто винил Тебя, проклинал?
       Это я, Господи, это я...
       Это я. Господи, это я,
       Любовью срезанный на лету,
       За этой женщиной сквозь года
       Летел без памяти и лечу.
       Я знал, что грешница, Ты прости,
       Но не каясь и не тая,
       Богом кто ее окрестил?
       Это я, Господи, это я!..
       Это я. Господи, это я
       Кричу родной своей стороне:
       Не был ангелом я, знаю сам,
       Но Иудин грех не на мне!
       Дай кару лютую — все стерплю.
       Только знать бы мне, что не зря.
       Кто у пропасти на краю?
       Это я, Господи, это я!
       Господи Иисусе Сыне Божий, помилуй меня грешного...
       Песня из репертуара А.Малинина, на стихи А.Вратарева.
       +++
       Когда я размышляла о предстоящей нашей беседе, не случайно, наверное, пришла мне на память именно эта песня. В нынешнем хаосе, реве, блуде я вижу героя ее и с ним многих из нас — тех, кто пришел к краю пропасти и над этой бездной вспомнил наконец о Боге. Сейчас немало мыслящих людей испытывают те же самые трагические чувства. Может, потому, что нет полной обращенности к Богу, нет защищенности истинно верующего человека, традиционно верующего, сызмалу. В таком состоянии можно возвыситься духом, а можно и пасть, ведь по краю пропасти идем. И когда заглядываешь в себя — в эту бездну адову, понимаешь одно — нам всем не хватает любви. Вот Господь Бог заповедал нам: возлюби ближнего, как самого себя. А я, например, не знаю, как любить себя. И почему отношение к себе является мерилом отношения к ближнему?
       — Было время, когда я произносил: “Возлюби ближнего своего” и на этом останавливался. Я знал: дальше сказано “как самого себя”, но меня что-то удерживало, не давало произносить эти слова. Вроде точнее было бы сказать: возлюби ближнего более, чем самого себя, вот это бы звучало по-евангельски, по-христиански. Поэтому как только надо было произнести “как самого себя”, я спотыкался, прикусывал язык и останавливался. И, могу теперь признаться, не произносил этой фразы потому, что не понимал. А потом задумался, послушал других и понял: нет, Господь не оговорился и не ошибся, делая именно это сравнение.
       Кто-нибудь скажет: но ведь Христос говорит и другое: кто хочет следовать за Мной, отвергнись себя, возьми свой крест и следуй за Мной. На первый взгляд, полное противоречие. Так что же надо, отвергнуть себя или любить себя? И не является ли в таком случае любовь к ближнему, как к самому себе, чем-то меркантильным, чуть ли не сделкой своего рода?
       И еще вопрос. Почему монахи-аскеты дают обет послушания исполнять только волю духовника и ничего не делать по собственной воле, разве свободная воля каждого из нас не Божественный дар? Разве это не то, что делает нас подобными Богу? Так не является ли отречение от своей воли отречением от Божественного дара?
       И запутываются все эти вопросы в крепкий клубок...
       Конечно, Богу не нужны “оловянные солдатики”, которые бы слепо исполняли чью-то волю, пусть даже Божью. И свободная воля действительно признак образа Божия в каждом из нас. Поэтому любить себя, с точки зрения христианина, — это любить в себе этот образ Божий. А в человеке, увы, помимо свободной воли есть своеволие, есть самолюбие, это когда он ставит себя вместо Бога.
       — В духовной литературе я встречала схемки такие: круг, в центре его — Христос, а рядом, в большем или меньшем отдалении от Него, наше “я”. И другая схема: тот же круг, только в центре это самое “я”, а подле него где-то Христос. Ну еще бывает, когда “я” в центре, а Христос вообще вне круга — это уже явное безбожие, не о нем сегодня речь...
       — Так вот, если я следую двум самым первым заповедям Господним: “Я Господь твой и не будут тебе Бози иные” и “Не сотвори себе кумира”, — то и любить я буду в себе только образ Божий. Это сродни иконопочитанию. Почему я люблю икону? Потому что люблю того, кто на ней изображен.
       А вот когда я в себе люблю себя, это уже идолопоклонство, это уже сотворение кумира, строительство капища внутри себя. Но такое возникает только тогда, когда я себя люблю вместо Бога. Не Бога в себе, а себя вместо Бога. Вот такая перестановка, и она совершена была еще в раю — в Эдемском саду, когда змий сказал Еве: “И будете, как боги”. И вместо Бога возлюбил человек себя, как Бога.
      Вот оно главное наше грехопадение, главная болезнь. И вот для того, чтобы исцелиться от этой болезни, и предлагается в монашестве отречение от своей воли, чем ушибся, тем и лечись. Заболел человек преслушанием, ослушавшись Бога, пусть исцеляется послушанием, слушаясь Бога, причем конкретно в образе своего духовника...
       — Ну чем эти иноки не “оловянные солдатики”? — спросят вполне резонно скептики. И с точки зрения многих будут правы.
       — Ну хорошо. У вас дети есть?
       — Есть.
       — Вы хотите, чтобы они исполняли то, что вы им говорите?
       — Конечно.
       — Но вы обратили внимание, что слепое послушание не приносит вам радости? Вам хочется, чтобы ребенок исполнял то, что вы ему говорите, не потому, что так вами приказано, а потому, что он сам хочет того же, что от него хотите вы. Вот от такого послушания радостно на душе и вам, и ему.
       Вывести себя из центра того самого круга, отречься от своеволия и научиться познавать волю Божью — это и значит научиться хотеть того, чего хочет от нас Бог. Как написано было на Апостольском соборе, “и было угодно Духу Святому и нам”. Это значит две воли согласовались. Сначала на соборе были разногласия, но, молясь и отрекаясь от своеволия, желая познать волю Божью, апостолы ее и познали и вывели эти слова.
       — То есть когда мы отсекаем своеволие, то взамен получаем возможность познать волю Божию, и получается, что мы уже сами хотим того, что от час хочет Господь. И проявляется эта наша воля свободно, без какого бы то ни было насилия...
       — И когда приходит это понимание, понятным тогда становится, что значит возлюбить себя. Это значит возлюбить в себе образ Божий.
       — Л для того, чтобы понять, что есть образ Божий, надо прежде всего верить в то, что есть в человеке душа, что она так же бессмертна, как вечен Бог. Так трактуют святые отцы. И коль Господь премудр и всеведущ, то и в душе человеческой отразилась эта способность помнить прошлое, познавать настоящее, предвидеть будущее. Видеть образ Божий в себе, в других — это значит верить и в то, что душа человеческая способна любить других, жертвовать собою, впитав в себя часть великой, и безграничной милости и доброты Божьей. Бог — Творец. Он создал час по образу и подобию своему, и. душа тоже способна творить, мыслить, создавать...
       Я специально даю это пояснение, потому что мы редко заглядываем в Закон Божий, по которому учились наши прадеды.
       — В старину много чему хорошему учили. По старинным обычаям, если идет человек, то должно ему поклониться. И не просто головой кивали, а действительно в пояс кланялись, а то и земно. Почему? В первую очередь потому, что в каждом человеке христианин видит образ Божий — икону Бога. И встретив человека, сотворенного по образу Божьему, он поклоняется его Творцу и Создателю, то есть первообразу этого человека.
       — Мы кивнуть-то иногда боимся, чтоб себя не уронить. Я сейчас вспомнила рассказ другого священника о том, как князь Александр Невский ездил в Золотую Орду, говоря современным языком, с дипломатической миссией. Не поклонился он там ни одному идолу, разъярив этим татар. Зато, войдя к хану, пал ниц, чрезвычайно удивив ордынцев. Но не хину поклонялся благоверный князь, а образу Божьему. Невский причислен к лику святых. И я думаю, только святым, наверное, и под силу вот такое отношение к ближнему, ибо они прежде всего в себе образ Божий лелеют, ломая тщеславное, ненасытное, самолюбивое “я”. А нас, наоборот, это “я” крутит, ломает, делает несчастными— и нас самих, и окружающих. Гордыня царствует над родом человеческим, и редко кому удается ее сломать в себе, потому и гордыни этой становится все больше и больше...
       — Вот и получается, как только люди перестали видеть в каждом человеке Бога, они перестали и кланяться друг другу...
       — Ну почему же, иногда просто ниц падают перед сановным лицом, но только перед ним.
       — А это уже идолопоклонство, когда кланяются в человеке не образу Божьему, а самому человеку.
       — Но что закономерно, если нет Бога в душе, нет и свободы в человеке, те же низкопоклонники так жалки. Дух язычника, видимо, просит идола, и он уже ничего не может поделать с собой.
       — Сердце христианина всегда страдает, когда он видит, в какую грязь втоптан образ Божий. Помните, я вам рассказывал о монахе, что плакал у дома блудницы? Он видел образ Божий, доведенный до такой степени поругания, что это вызывало у него слезы, он плакал и молился о том, чтоб образ Божий был восстановлен. Так же молятся истинные христиане и-за врагов.
       — Опять же, увы, не многим из нас дана такая способность сострадать ближнему, впавшему в грех и тем более причинившему зло.
       — А вот у монаха того она была, потому что он любил эту грешницу, как самого себя, и в себе, и в ней он любил образ Божий. Это была любовь в Боге. А мы и в себе себя любим, а не Бога, и в ближних любим их, а не Бога. И тогда любовь наша становится страстной, нездоровой, иногда даже уродливой.
       — Потому так и часта в нашей жизни любовь, приносящая несчастье. Помнится, известный актер и режиссер, рассуждая о том, как возвышает и оживляет ниши сердца любовь, с недоумением восклицал: любовь такой дар Божий, но почему она непременно приносит несчастье? Я тоже задумалась — почему? И только сейчас, кажется, начинаю понимать. И этим бесценным даром Божьим — способностью наших сердец, любить — не можем мы распорядиться. Забыли Бога. Так сказал Александр Исаевич Солженицын о причинах наших бед. А когда забыт Бог — тогда страсти врываются в жизнь, правят нами, опустошают души, сея несчастье... Помню, в студенческие годы мы дружно заносили в свои “скрижали” совсем иные заповеди. Одну из них приведу дословно: жить надо страстями, все, мол, остальное скука и серость. Господи, какими мы были слепцами. И все от безверия.
       — Кстати, слово страсти (загляните в церковнославянский словарь), кроме значения “страдания, муки” (возьмем страсти Христовы на Кресте), обозначает еще и неразумное чувственное хотение. Это мы часто видим и в любви мужчины и женщины, и в любви матери к ребенку. Если в любви нет Бога, то эта любовь непременно примет страстные формы, а это ведет к трагическим исходам, к отчаянию, панике, иногда даже петле.
       — Кстати, песня, с которой мы начинали разговор, заканчивается в малининской трактовке трагически — в финале звучит выстрел. Так и в жизни случается. Человек понимает, что над пропастью стоит, что отойти надо, но срывается и падает в бездну. Песня эта для меня как крик трагической безысходности, пугающей безысходности, которая живет нынче во многих из нас. Устали мы, видать, и от страстей и от “ненавистен”...
       — В том-то и дело, что страстная любовь, в которой нет Бога, столь же легко, как воспламенилась, так и гаснет. Сегодня он ей клялся, что без нее жить не может...
       — Простите, так в этот момент он и ощущал, ч то в самом деле жить не может. Это же не ложь!
       — Конечно, он не лжет, это все искренне. Но через год он столь же искренне на суде говорит, что с ней жить не может и что надо срочно разводиться, любовь превратилась в ненависть. Значит, была не любовь, а идолопоклонство, а потом, когда идол пал, идол разрушился, нечего стало любить.
       А если в себе и в ближнем любить Бога, то эта любовь приобретает очертания ровные, глубокие, прочные, целомудренные, святые. И тогда и отношения между любящими другие.
       Бывает и так, полюбил в ближнем образ Божий, а потом узнаешь, что образ этот поколеблен, но не разочарование от этого наступит, а скорбь о ближнем — как у того монаха была скорбь о той грешной женщине, — и начнешь помогать ближнему. А если полюбил человека, именно его, а не образ Божий в нем, создал кумира, а потом узнал, что человек этот не Бог, тогда наступает разочарование.
       Кстати, “очарование и разочарование”, сопоставьте эти два слова. Корень, из которого они произрастают, один — чары, то есть действие демоническое. такая любовь действительно демоническая. А у христианина не должно быть ни очарования, ни разочарования. И если он любит в человеке образ Божий, этого и не происходит. Но если кто любит человека самого по себе или более того — собственную фантазию, которую отождествил с ним, и потом. оказалось, что тот не соответствует ей, тогда и наступает разочарование, ибо он фантазию любил. Старец Зосима говорит: люби человека в грехе его. Не грех человека, а человека в грехе, то есть люби в нем образ Божий и помоги ему, грешному, стать подобным своему первообразу, каким изначально сотворил нас Господь.
       — А вот еще часто говорят с похвалой: он любит ее до самозабвения, или она его. И вдруг встречаю в одной молитве обращение к Господу: не дай мне впасть в самозабвение. Как быть тогда с самозабвенным служением Богу, Отечеству, ближним?
       — Сложный вопрос. Смотря как разуметь это слово. В притче о блудном сыне в Евангелии поворотный момент какой? Вот блудный сын берет часть имущества, бросает отца, живет распутно. И он был слеп, пока все не растерял, пока не оказался свинопасом и не позавидовал свиньям, которым давали рожки, а ему нет. И вот тут сказано: “И он пришел в себя”. Когда он пришел в себя, он вспомнил, что у отца даже наемники живут лучше, и сын решает вернуться к отцу...
       Первая часть притчи повествует поэтапно, как сын уходил от отца, вторая, тоже поэтапно, как он возвращается к отцу. А поворотный момент — вот он: “И он пришел в себя”. А есть еще такое выражение: он вышел из себя. Нехорошее тогда происходит. Так вот, христианство, вера, Господь возвращают нас к себе, то есть к тому исконному началу, к образу Божьему в нас.
       Когда же наступает самозабвение — тут речь идет о страстном выходе из себя, — то это то, чего не допусти Господь.
       Но есть самозабвение, о котором Господь говорит: Кто сбережет душу (жизнь) свою, тот потеряет ее, а кто потеряет ради Меня ее, тот обретет. Тут другое самозабвение: человек должен быть готовым жертвовать собою ради Господа и ближнего, забыть себя, свой эгоизм, свою самость, свое “я” ради ближнего, в коем видит образ Божий.
       А то самозабвение, которое просят не допустить в молитве, это как раз то самое страстное самозабвение, когда человек, обуреваемый страстями, выходит из себя, как река выходит из берегов. И начинается беда, все затопляется и губится. Ибо человек вышел из тех берегов, которые положил ему Бог. Это беда. Человека надо вернуть в себя, в то русло, в котором должна протекать внутренняя жизнь души человеческой.
       Господь как говорил, когда учил молиться: войди в клеть свою и затвори дверь и молись так... далее Он приводит молитву “Отче наш”.
       То есть человек должен войти в клеть своего сердца внутрь себя, запереть дверь — отрешиться от этого суетного мира, вернуться к себе, познать себя и уже оттуда взывать к Господу. А чтобы так войти в себя, для этого надо любить себя — ту бессмертную душу, которою вверил нам Господь и которую ты должен спасти. А спасая себя, мы спасаем и других. В Евангелии приводятся слова: “Врачу, исцелися сам”, то есть пока ты не спас своего внутреннего человека, ты не спасаешь людей, находящихся вне, равно как и если ты не научишься любить себя, ты не сможешь любить других. И пока ты не войдешь в клеть своего сердца, ты не войдешь в сердца других. Значит, в путь по трудновосходимой, но знакомой уже нам небесной лестнице...
       +++
       'Так он и сделал. Встал и пошел домой, к отцу своему. И когда он был еще далеко, отец увидел его и сжалился над ним. Отец сам побежал навстречу сыну, пал ему на шею, целовал его.
       Сын же начал говорить: “Отче! Я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим”.
       А отец сказал слугам своим: “Принесите лучшую одежду и оденьте его; дайте ему перстень на руку и обувь на ноги и заколите откормленного теленка: станем есть и веселиться! Потому что этот сын мой был мертв и ожил: пропадал и нашелся”. И начали веселиться...
       Притча о блудном сыне.
 Евангелие от Луки.

НЕБО И ЗЕМЛЯ

      “Каждый человек имеет свое небо и землю, дух и плоть, внутреннее и внешнее, остаток первобытного (райского — В.М.) совершенства и хаос греховного растления. И хаос закрывает глубину сердца... а нагрешили так много, что сиявшая прежде в душе нашей печать дара Духа Святого стала засыпанною в нас, как сором каким негодным, и не видно следов ее. Наши небо и земля смешались, образовался хаос. ...Ударит, наконец, час смертный, душа разлучится с телом и пойдет на суд Божий. Тогда среди неба и ада, между Ангелами и Духами отверженными что будешь чувствовать ты, бедная душа моя?”
       “Размышления и исповедь кающегося грешника”.
 Издание русского Пантелеимонова монастыря. 1909 г.
       +++
       — Отец, Геннадий, вы как священник волею Божией заглядываете в самые глубины наших душ. А каждая душа — это вселенная. И, как правило, вселенная, уставшая от собственного хаоса. Но где хаос — там разрушение, и тогда наступает гибель вселенной. Преждевременные нелепые смерти, трагическая статистика самоубийств, когда на себя накладывают руки даже дети, наркомания говорят о том, как обесценилась жизнь, и прежде всего в наших собственных глазах. Люди всякими способами убегают от нее. Один ученый, который уверяет, что нашел эликсир долгожительства, сетовал недавно по радио, что россияне не бросились толпами, за его рецептом продления нашего земного существования. И неудивительно: устали люди, хватает им с лихвой и нескольких десятков лет хаоса, именуемого жизнью.
       Но христианство не признает безысходности, тьмы и тем более хаоса в душах. Да, говорят святые отцы, небо и земля в нас смешались, образовали хаос, и нужны слезные воды покаяния, нужен Дух Святой, Слово Божье, нужны светила, чтобы душу — эту бесконечную вселенную нашу, очистить, омыть, заполнить светом и спасти. Для того и. стоят храмы Божий с их очищающими таинствами исповеди и покаяния. И если продолжить предыдущий наш разговор о любви к себе и ближнему, чего больше в душах кающихся наших современников — любви к себе или любви к Богу?
       — В исповеди как раз и раскрывается, что человек в первую очередь болен самолюбием, тем, от которого мы должны отрешиться, о котором Господь говорит: отвергнись себя. И редко-редко кто любит себя по евангельской заповеди о любви. Мы берем сейчас лучший пример: человек все-таки пришел к исповеди. А о другом что уж говорить: там — гибель и царство дьявола.
       Но здесь, казалось бы, уже исповедь, человек по доброй воле говорит о грехах. Но как он о них говорит? Он стыдится говорить о своих грехах и из ложного стыда утаивает или говорит не все и не до конца. Почему? Да потому, что любит себя. И не хочет выглядеть плохо в глазах священника. Вот это-то и есть то самолюбие и себялюбие, от которого надо отречься. Сделать это очень нелегко, ибо он сам для себя идол, поклоняется самому себе, и ему трудно распроститься с этим идолом, трудно его сокрушить, сокрушить это капище — храм языческий — внутри себя самого.
       Когда христианин действительно любит себя, тогда он исповедуется беспощадно. Как, скажем, хирург, который оперирует больного и с любовью, и со знанием дела, но оперирует беспощадно, ибо жалость послужит во вред. Так же и садовник довольно беспощадно обрезает виноград, если он этого не сделает, потом не будет плода. Но такое полное беспощадное к себе исповедание почти отсутствует. Даже когда человек ничего не утаивает, он начинает говорить, оправдываясь. Он называет грех, но не столько в нем кается, сколько в нем оправдывается. И опять здесь присутствует любовь к себе — кумиру и идолу. А если б он любил себя как образ Божий, то он этих самооправданий и объяснений своего греха уже бы не приводил, а искал бы причину греха, чтобы не повторить, не согрешить вновь и тем вернуть себе утраченный образ Божий.
       Или еще есть такое самооправдание: человек на исповеди приводит свой грех, а потом сам с ужасом говорит: “Даже не знаю, как это могло случиться, как я могла (мог) сделать это!” И опять самолюбие греховное, то есть человек считает, что он, конечно же, гораздо выше и лучше, но почему-то случился этот грех, даже непонятно как, вроде случайного эпизода. А случайностей в жизни нет. В ней все закономерно. И при истинном покаянии человек в подобном случае не греху своему удивится, а тому, что не сделал худшего. “Это благодать Божия удержала, потому что я на самом деле хуже, и благодарение Богу, что не сотворил я еще большего греха”, — вот как должен он оценивать себя.
       — Но, позвольте, разве не случается иногда, что человек действительно совершает несвойственное ему, разве он не может удивиться этому падению?
       — Это гордыня. Он не знает себя. Точнее, он знает себя только хорошим и удивляется, как же случилось с ним нечто нехорошее. Но это же опять любовь к себе, к идолу, что внутри, а к нему надо быть безжалостным.
       — Я поняла: надо знать ту бездну греховную, что внутри нас, всю ее опасность, чтобы не пасть. Понимаю, что и самоуничижение должно быть беспощадным. Но нет ли тут крайности? Когда святой человек в молитве, обращаясь к Богу, говорит о себе: “грешнейший наипаче всех человек”, то тут я перестаю понимать. Получается, что он считает себя грешнее всякого рода откровенных подлецов, грабителей, убийц... Я не могу заподозрить его в лицемерии, но какое-то чувство протеста против такого самоуничижения в моей душе, например, рождается... Вот вы и я. Мы же разные люди?
       — Так.
       — Уж я-то знаю, что я грешнее вас.
       — А я тоже знаю, что я грешнее вас.
       — Нет уж. Я не согласна. Я уверяю, что я вас грешнее. Как бы то ни было, но человек все равно дает оценку себе, сколько в нем дьявольского и есть ли в нем Божье...
       — Был такой физик — Лев Давидович Ландау, он чертил график и располагал по этому графику ученых. На первом месте у него, кажется, Эйнштейн стоял, он и себе там место нашел. После очередного научного открытия он подвигал себя выше. Вот вам человек, который считал, что он способен трезво оценивать со стороны научную значимость и ценность открытий различных ученых. И вот нашел он себя на этом графике и время от времени даже передвигал себя.
       — Все выше и. выше...
       — Так вы предлагаете нечто подобное. Казалось бы, такой человек, как апостол Павел, которому и принадлежат слова о том, что он “грешнейший наипаче всех человек”, или другие святые, уж они-то, имея духовное звание, могли бы начертить такой же график и на нем разместить грешников и поместить себя. И тогда получается так: после какого-то духовного подвига святой передвигал бы себя — ну все, вот я теперь повыше, а после какого-то греха отбрасывал бы себя. Так и играл бы в это “лото”...
       Но это, конечно же, глубоко неправославно и не по-христиански, неприемлема вот такая “трезвая” оценка себя.
       Видение себя для православного человека грешнее всех других — это реальность, это не позерство, это искреннее чувствование, которое есть в душе. Я понимаю вас. Если с объективной точки зрения смотреть, в конце концов Бог расположит нас по этому “графику”. Но то дело Божье. И у апостола тоже сказано, что звезда от звезды разнится... Есть такое понятие, как точка зрения. С точки зрения Божией все выглядит таким образом. С точки зрения вашей такие-то люди выглядят таким образом. Но есть еще и собственная точка зрения. Вот с собственной точки зрения христианина оценка самого себя должна быть однозначная.
       Кстати, апостол Павел однажды провел оценку апостолов, и причем наподобие Ландау, нисколько не смущаясь, он себя поставил на первое место, сказав, что потрудился больше других, но потом, разумеется, добавил: “Впрочем, не я, но благодать, которая во мне”. И если какое-то доброе дело через меня совершилось, то я тут же сознаю: что это не я, а благодать, которая во мне. То есть эта звездная величина не мне принадлежит, хотя звезда от звезды действительно разнится.
       — Это ясно, что где свет, добро, истина, там Бог. И если все это есть в сердце человека, то оно Богом даровано и Богу принадлежит. И человеку кичиться этим грешно. Можно только порадоваться, что Бог так милосерден к тебе. Это ясно. А вот как быть со степенью греховного в себе?
       — Если звездная величина мне не принадлежит, то глубина греха, в которой я очутился, это уже мое...
       — Ибо грех не от Бога и. не может быть от Бога. Но грех сатанинский может быть мной отринут, а может быть принят. И он тогда действительно мой, ведь это я и только я либо сопротивляюсь ему, либо впускаю его в себя. Так ведь?
       — Да. Вот почему оценка христианином самого себя однозначна и заключается в том, чтобы он познал всю тяжесть своей греховности.
       Ну и еще добавлю, чтоб понятней было. Вот, допустим, вы знаете, что люди разного роста, и вы знаете, что вы не самый высокий человек и не самый низкий. Но когда вы смотрите вокруг, когда все остальные люди на расстоянии, они уже меньше вас, и получается, что самый большой человек — это вы. Почему? Потому что между вами как наблюдателем и вам как наблюдаемым расстояние — вообще ноль. Так и духовный взор: с моей точки зрения я самый большой грешник, я ближе, чем кто-либо, к себе, и мои грехи — они во всей ужасной реальности и величине — предо мной. В моих глазах самый большой грешник я. А каков я в глазах Бога и ближних — об этом мне не дано судить...
       Потом не забывайте: кому больше Богом дано, с того больше и спросится. Кто-то убивал, крал, грабил. Этого, конечно же, не делал Серафим Саровский, но он говорил: “Боже, милостив буди мне, грешнику”. И считал себя хуже тех разбойников, которые на него напали и его избили. Почему? А вот давайте поразмышляем.
       Есть притча такая: две отроковицы попадают в рабство. Одна из них попадает к доброй госпоже, другая — к худой. Они выросли и обе сотворили одно и то же доброе дело и обе сотворили один и тот же грех. Старец спрашивает ученика: чей грех более судим Богом? Ученик верно отвечает: большим будет тот грех, который сотворила воспитанная у доброй госпожи. А чья добродетель будет более награждена? — спрашивает старец. И отвечает ученик: добродетель той, которая воспитывалась у худой госпожи. Хотя со стороны, объективно, совершенно одинаковы были у обеих грех и добродетель, но субъективно — разные. Вот так же и здесь. Преподобный Серафим, может быть, в своем сознании осудил своего настоятеля. И для него, имевшего такую благодать Божью, это осуждение могло быть большим грехом, чем грех разбойников, которые его избили. Понятие величины греха, как и величины добродетели, не измеряется объективным внешним фактором. Вот вам еще пример: два человека, тот и другой дали милостыню 100 рублей. Но один отдал последнее от нищеты, другой — от избытка. Теперь и судите о добродетели.
       Вот почему в словах “грешнее наипаче всех человек” нет никакого позерства, а есть реальное видение себя в свете Божьей правды со своей точки зрения. Мы всегда должны судить себя не с внешней точки зрения, а со своей... Да, я самый грешный. И никто не причинил моей душе столько зла, сколько я сам. Если этого чувства нет, значит, нетеще христианского настроя, есть гордыня, самоутверждение и нет самоотречения.
       Но, слава Богу, есть люди, в которых живет сознание своей великой греховности, в их исповедях нет самооправдания, потому что они действительно каются и действительно желают очиститься от своих грехов. Вот они-то и любят себя по-настоящему, по-христиански. Но таковых не так уж много.
       — Я согласна, что подобное самоуничижение спасительно. Но наблюдаю я за людьми, которые недавно пришли, к вере, и тревожно. Им теперь дано увидеть то, что по слепоте духовной прежде они не могли узреть. И первое, что они видят во всей своей беспощадности, глыбу грехов своих. Как прозревшему слепому больно видеть свет, так и прозревшему духовно больно видеть свои согрешения, и некоторые впадают в транс, а христианским языком говоря, в уныние и отчаяние. То есть, страшась одних грехов, человек впадает в другие смертные грехи. Почему случается такое с душой? Ведь человек устремился к храму, пришел к нему со своею исповедью и оказался вдруг на краю пропасти, как и тот, кто пренебрег дорогой к храму.
       — С любого коня можно упасть по обе стороны. У одного — нераскаянность и падение. У другого уныние от видения собственных грехов и тоже падение, но уже с другой стороны. Отчего может появиться такое уныние? Вот перед вами два человека, познавших свой тяжкий грех перед Христом, Иуда и Петр. , Оба согрешили примерно одинаково. Предательство Иуды и отречение Петра... Кто будет измерять, какой из этих грехов тяжелей? Оба они признались сами себе в своем грехе. Но Иуда кончил жизнь самоубийством — удавился, а Петр очистился и был возвращен в апостольский чин. Важно не абстрактное покаяние, а важно покаяние именно перед Христом. Петр, когда после отречения увидел Христа, и их взгляды встретились, вспомнил предостережение Учителя. “Пропел петух, и вышед он плакал горько”. То есть Петр покаялся о тяжком грехе отречения перед очами Христа. А Иуда? Иуда понял, что он предал кровь невинную, он понял весь ужас, всю тяжесть своего греха, но его взор со взором Христовым не встретился. Когда он понял, когда осознал весь ужас содеянного, он пошел к убийцам Христовым и перед ними каялся, а не перед Христом. Между Петром и его грехом стоял Христос. Между Иудой и его грехом Христа не было. Вот когда мы один на один с грехом без Христа в душе, тогда и наступает уныние, отчаяние и гибель. А когда между мной и грехом Христос, распятый за этот грех. Искупитель, взявший его на себя, тогда — слезы вины, покаяния и радость прощения.
       А между Иудой и его грехом не было Христа, хотя Христос еще был жив и Иуда мог посмотреть ему покаянно в глаза, как Петр. Более того, между Иудой и его грехом стали убийцы Христовы...
       Дьявол не дремлет. Он сначала человека от покаяния удерживает, но когда видит, что бесполезно, что человек кается, тогда он действует иначе. К себе тянул — не получилось, тогда он толкает от себя. А какая дьяволу разница, с какой стороны человек упадет? Лишь бы сбросить его с коня.
       Сначала он говорит: “Да ничего страшного, у тебя нет грехов. Какие это грехи?! Пустое, вздор. И все, что ты сделал, имеет естественное оправдание”. Но не послушался его человек, совесть верх взяла, тогда дьявол действует наоборот: “Каешься? А посмотри вот у тебя еще какой грех, а вот еще какой. А это что? А это? И ты еще на что-то надеешься? Да ты посмотри на себя!”
       И он — убийца Христов — заваливает вас этими грехами, как камнями. Когда между грешником и его грехами стоит дьявол, Каиафы стоят — убийцы Христовы, тогда и приходят отчаяние и гибель.
       А мы должны знать об этом и только пред Христом каяться, тогда не будет отчаяния. И величайшее самоуничижение святых, которые каялись так, что на лицах их были борозды от слез, не приводило их к отчаянию. И чем более они каялись, тем более просветлялись, ибо обретали радость прощения и возвращения в свой первозданный чин — чин сынов Божьих. Это очень важно, что должно быть не просто покаяние, а покаяние пред Христом, на себя наши грехи взявшем. Ведь Христос сказал не просто “отвергнись себя”. Он сказал еще и “следуй за Мной”.
       А если заниматься самоанализом, самокопанием, самоотречением без следования за Христом, то это значит идти по пути Иуды, он тоже самоотречением занялся, но за Христом не пошел. А в общем-то мог бы. Ведь Христос еще был жив. Но он этого не сделал.
       — А вам Иуду жалко?
       — Это вопрос очень серьезный. Есть у Юрия Нагибина небольшая повесть или рассказ, который вызывает жалость к Иуде и даже отвращение к Петру. Это страшное сатанинское произведение.
       Что значит пожалеть Иуду? У одной английской писательницы есть очень сильная с художественной точки зрения повесть “Печаль сатаны”. И я сам слышал, верующие, которые познакомились с этим произведением, говорили: а мы теперь не боимся сатаны, нам его жалко...
       Важно, что пожалеть. Пожалеть человека? Да. Если говорить об Иуде как о человеке из Кариота, то естественна жалость к этому человеку. Но ведь сказано в Евангелии, что во время тайной вечери вошел в него сатана.
       — Л сатану надо ненавидеть. Единственно кого должен ненавидеть христианин, — сатана и его легион.
       — Вот именно. А не печалиться и не жалеть. Ведь поступок Иуды — это поступок сатаны. А Господь говорит: соблазны должны прийти в мир, но горе тому, через кого. Поэтому пожалеть человека, который не прободрствовал над своей душой, став орудием сатаны, это можно и должно. Но есть здесь тонкий момент: как бы, жалея этого человека, не пожалеть сатану, как бы с жалостью такой самому не войти в это сообщество дьявольское. Вот с этой точки зрения Иуду должно ненавидеть. Не так, что: ох, встреть я его, я ему бы отомстил! Кстати, есть такое художественное произведение “Камо грядеши”, и там один христианин с огромной физической силой услышал, что Иуда, оказывается, остался жив, так он был готов добить его. Подобных чувств у нас, конечно, не должно быть. Мы должны жалеть о том, что человек стал орудием дьявола, но мы не должны жалеть дьявола, дабы не стать соучастником зла. Зло мы должны ненавидеть.
       Кстати, у Некрасова есть такие хорошие слова: “Тот не научится любить, кто не умеет ненавидеть”...
       — Мне теперь, когда на многое открылись глаза, кажется, что слова эти роковую роль сыграли. Ненависть взяли на вооружение революционеры и сделали, все, чтобы она победила. Не буду идти по историческим и лагерным этапам бедного нашего Отечества, но очевидно, что через кровь и ненависть учили нас любить социализм. И крах сегодняшний за то расплата.
       — Эти некрасовские слова следует дополнить: тот не научится любить Бога, кто не научится ненавидеть сатану...
       — Но дело в том, что революционеры, взяв некрасовские слова на вооружение (без Бога и сатаны), очень успешно учили ненавидеть.
       — Позволю тогда уточнить, в чем разница между революционерами и христианами. Это четко сформулировал Александр Исаевич Солженицын. Он говорит, что революционеры всех времен (берем их в самом лучшем, “благородном” варианте) всегда ненавидели носителей зла и боролись с ними. А христиане ненавидят само зло и борются против него за спасение этих носителей зла, за спасение образа Божьего в человеке. И как результат — революционеры губят носителя зла, но зло как в жертве, так и в палаче продолжает свое существование.
       А христианин, ненавидя зло в человеке, до последнего любит человека и сражается за него. Вот и получаются разные совсем миссии. Задача революционера — уничтожить, а задача христианина — спасти. Революционером движет злоба и ожесточение, христианином — любовь. Но, повторяю, тот не научится любить Бога, кто не умеет ненавидеть сатану. Вот она, формула любви к ближним, к миру и к себе. Ум свой опусти в сердце и уже оттуда воззови к Богу — вот он, путь к гармонии, путь от руин и хаоса к небу.
       +++
       “Познавши свою греховность, не будь холодным ее зрителем, не проходи мимо с таким же равнодушием, как ходят по чужому, запущенному и заросшему дурною травою полю...
       Сердце огрубевает от греха. Как чернорабочий человек естественно грубеет от свойства своих работ, так грубеет сердце человека, который сам себя предает на черную работу греху.
       А ты возбуди чувства, составляющие сущность истинного покаяния: печаль, что оскорбил Бога, стыд, что довел себя до того, жаление, что мог, да не воздержался, и досаду на себя и свой произвол... Пусть горит в них душа, как в огне; чем больше будет гореть и чем сильнее горение, тем счастливее”.
       Размышления и исповедь кающегося грешника.
 Издание Русского Пантелеимонова монастыря. 1909 г.

ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

      И снова была притча. О трех иноках, что жили в монастыре и по молодости своей часто вели разговоры-споры, как мир спасти. И вот разошлись они по разным концам света. А через много десятилетий судил им Господь встречу. Встретились и спрашивают один другого: “Ну, как же ты мир спасал?” Один из них отвечает: “Я шел со Словом Божиим, я проповедовал людям добро”. “Ну и как? — спрашивают его собратья, — Стали люди добрей, стало зла меньше?”. “Нет, — ответил им инок, — не послушались они моих проповедей”.
       Тогда другой инок говорит: “А я не стал людям говорить ничего, я сам стал делать добро”. “Ну и что, — спрашивают его братья, — подействовало?” “Нет, — отвечает он, — зла меньше не стало”.
       А третий инок и говорит: “Я не стал ни говорить, ни делать, я вообще не пытался исправлять людей. Я уединился и стал исправлять себя самого”. “Ну и что?” — спрашивают товарищи. “Со временем ко мне пришли другие и по мере того, как исправлялся я, стали исправляться и они”. И зла стало меньше.
       +++
       Этой притчей завершаем мы наш разговор с отцом Геннадием о том, какой должна быть любовь к себе, и начинаем уже более предметно разговор о любви к ближним.
       — С кого же из ближних начнем наш разговор? — спрашиваю я отца Геннадия. И он, не торопясь, отвечает:
       — Пал камень, и пошли круги по воде, по кругам все идет. Рождается человек в мир, и его принимают отец и мать. Вот вам первый круг, ближний. Поэтому первая из заповедей о любви к ближним: чти отца твоего и матерь твою. Дальше круги расходятся — это семья, потом — те люди, с которыми мы живем вместе, наши сослуживцы, наши соседи, наши собратья по приходу. Дальше — род, народ, Отечество, Земля и Вселенная в конце концов.
       Кто-то из святых, кажется, Тихон Задонский, как за ближних, за червей молился. Конечно, можно любому сказать: помолись за червяка, он и помолится. Но это — пустое... потому что истинная молитва — это когда любишь. Это когда любовью проникнуто сердце, и именно она, любовь, исторгает из сердца молитву. И святой, что молился за червяков, сердцем своим умел любить всякую тварь Божью. И у него это была не игра. Это было реальное чувство, которое тварь возбуждала в нем и исторгала слова молитвы. Это я говорю к тому, что разговор о любви к ближним важно начать не с Отечества и тем более не со Вселенной. Его надо начинать с отца и матери, со своих домочадцев. А то как некто сказал, “мне нетрудно любить нью-йоркских рабочих, но я не могу терпеть, когда кто-то рядом храпит”.
       Любовь сама по себе это действие сердечное, мы называем его чувством. Но как Слово стало плотью, так и любовь воплощается в делах. Любовь к родителям — это в первую очередь соблюдение их заповедей. Дитя все должно делать по благословению родительскому. Оно должно быть к этому приучено с раннего детства. Как Господь сказал нам:
       “Без меня не можете творити ничесоже”, так и без благословения родителя не должно твориться ничего. Ну такой, например, момент: настало время жениться или замуж выходить, а родители против. Как поступить? Современный человек в такой ситуации не только не сомневается, он даже не задумывается, перед ним даже вопроса не стоит, он поступает так, как велит ему сердце, полагая, что родители тут ни при чем, ему жить — не им. Родителей сейчас, как правило, ставят перед фактом, в то время как надо брать у них благословение. Вот что значит: чти отца своего и матерь свою. Благословение матери созидает дома детей, а проклятие разрушает до основания, так учит Священное Писание.
       — Получается, что этот незримый духовный мост между старшим и младшим поколением в семье взорван по нашему же своеволию. А с ним рухнули, и семейные устои.
       — Да, все эти дома, созданные без благословения родительского, разрушаются. Мы знаем, что браки распадаются с чудовищной быстротой и в чудовищных размерах. Потому, что не было благословения родительского. Так и во всем остальном. Скажут: ну, а если родители не правы? Правы они или не правы, за это им ответ пред Богом или, может быть, пред кем-то из людей держать. А наше дело быть у родителей в послушании. Против они? Надо постараться добиться их благословения, испросить его обязательно. А сейчас нет у молодых проблем, проблемы у родителей. Они ругаются, потом примиряются... Но должно быть наоборот — у детей должны быть проблемы и заботы, они должны заботиться о том, чтобы войти в брачный чертог, испросив благословение, и если его не получат, то по заповеди и поступить, т.е. по воле родителей.
       — Ну, скажут, до чего батюшка суров, к домострою зовет. Уверена, многие вас не поймут. Нас ведь как учили: домострой — это непременно самодурство. А науке строить дом, законам ее мы, увы, не обучены и такому повиновению родительской воле — тоже. Мы еще можем понять, что можно чем-то пожертвовать ради любимого. А ради родителей жертвовать любимым... Нет, мне, например, это “на заре туманной, юности” не под силу было бы.
       — Но это и есть та самая любовь к ближнему, о которой говорили мы, но связанная с самоотречением. Не с самоутверждением, которое на корню подрубает способность любить, а именно с самоотречением, т.е. способностью отрешиться от себя, от своих устремлений и исполнить заповедь, в данном случае родительскую.
       Хотелось бы все-таки сказать, что не мешало бы и родителям чтить своих детей. Этого в десяти заповедях нет, потому что, может быть, особой такой проблемы в те времена не было. А теперь, увы, она есть.
       ...Зима, 30 градусов мороза, а может быть, и больше, выйдешь ранним утром на улицу, матери на санках с огромной скоростью везут укутанных плачущих детей. Известно куда везут — в детсад. Пройдет несколько десятилетий, и те, кто сидел и плакал в санках, не желая расставаться с матерями, будут везти уже в санях матерей своих плачущих, в дом престарелых. Что посеял, то и пожал. Надо любить детей. А где ж эта любовь, если сына, дочь сплавили на воспитание чужой тете, пусть даже имеющей диплом педучилища или пединститута, пусть даже прекрасной воспитательнице?
       И вот прозанималась мама невесть чем целый день, потом после работы отстояла еще в очередях, да вечером еще и фильм посмотрела по телевизору. А что же досталось детям? Вот то же потом будет от детей и родителям.
       Мысль тривиальная, но место матери — у семейного очага, женщина это жрица домашнего очага. И детям, воспитанию их она должна себя посвятить всецело.
       — Как невесело шутит моя знакомая, да, женщина жрица, сидящая у очага и поддерживающая огонь, но, чтобы огонь горел, кто-то должен приносить ей хороших поленьев для этого очага. А не все спутники жизни желают делать эту “грязную” работу, служить жрице и очагу, но это я уже углубляюсь в дебри внутрисемейных конфликтов...
       А если говорить о любви к детям... Я, например, с опозданием осознала, что главное — не работа, в преклонении перед которой нас опять же воспитывали. Кстати, умом осознала, а сердцем от нее отрешиться не могу и, наверное, не смогу. Но по большому счету так оно и есть, главное — не работа и не изобилие в доме и на столе, н даже не интересные встречи с людьми, с миром искусства... Главное — маленькое существо, плоть от твоей плоти. Каюсь, я узнала себя в этой толпе мам, несущихся пешком, с санками, на автобусах, троллейбусах к этому “ приемному пункту”, именуемому детсадом. Бежала, спешила, чтобы кого-то спасать, уезжала за тридевять земель ради этого. Помню ползающего малыша по деревенской избе. Юная мамаша его оставила, а дедушка с бабушкой крепкие еще и. совсем молодые — написали в газету: помогите устроить внука в детдом, нам работать надо, пенсию зарабатывать. И вот вразумляла я их, бросив своего малыша... Кто бы меня тогда вразумил! До чего же мы коверкаем свою жизнь, просто удивительно, как в нашей жизни (я не беру истинно православные семьи) все искривлено, смещено, все ценности нами же обесценены. И прежде всего самая великая ценность — человек...
       — Вот заповедь: чти отца твоего... А как исполнить эту заповедь, если отец и мать не дали тебе жить? Я говорю о проблеме абортов. Сначала родители должны посеять любовь, а дети ответить на нее. А что мы сеем? Смерть? Ведь в семьях, где не избежали абортов, нет уже скрепляющей силы любви. Разве можно по любви убить? Заповедь гласит: не убий, но сами родители ее нарушают. Потом всячески дети будут убивать родителей, если не физически, то духовно.
       Нарушена, очень сильно нарушена семья. В семье должны быть дети, а их нет. Один, два, ну три... Три — уже многодетная семья, смех, какая же она многодетная?! Это малодетная семья. Холодный расчет царит в семье и огненные страсти.
       — До боли это все знакомо. Стандарт какой-то, штамп, по которому все нынче существуем. Предельно точно определили вы эти две направляющие разрушительные силы в наших семьях: холодный расчет, которому нет конца, и огненные страсти.
       — А любви нет. А именно она, любовь, созидает семью, она соединила жениха и невесту, соделала их мужем и женою, породила детей... Нет любви — нет тепла. И это тепло чем заменится? Какая воспитательница, какой педагог может заменить материнскую любовь? Ведь дитя, которое не имело тепла и материнской любви, оно инкубаторским воспитанием обделено уже непоправимо. Сколько мы задаем потом работы невропатологам, психобольницам, милиционерам. Кому мы только не зададим этой работы?! И все будут исправлять то, что недодала мать своему ребенку. Вот она — расплата за нелюбовь к ближнему, к детям своим, друг к другу. Это величайшая беда нашего времени.
       Повторяю: о какой любви может идти речь, когда мы спасаем себя, свой образ жизни, свою вольготную, сытую и, может быть, даже разгульную жизнь, не желая дать жизнь ребенку? Иногда и врачи не советуют. И идет женщина на аборт. Но разве можно сохранить свою жизнь ценой другой жизни? Такая жизнь подлая, и она не нужна! Если невозможно сохранить свою жизнь, не погубив другой жизни, лучше тогда умереть. Любовь, сказано в Писании, люта, как смерть, т.е. она любит до смерти. Любовь не может сохранить свою жизнь ценой другой жизни.
       Когда потерпел катастрофу на Черном море теплоход “Нахимов” и затонул, из множества трагедий я особенно запомнил эту. Один мужчина спасался, уже был близок к берегу и вдруг чувствует — за ногу что-то зацепилось и мешает ему. Он из последних сил делает рывок ногой, отбрасывает то, что зацепилось за его ногу, хватается наконец за какой-то куст и вылезает на сушу. И первое, что он сделал, посмотрел назад — за что же зацепился. И когда вгляделся, он увидел уходящего ко дну ребенка.
       — Ужас...
       — Этот человек не смог выдержать жизни, купленной такой ценой. Не имея, видимо, Христа своим упованием, надеждой и спасением, он покончил жизнь самоубийством. Не смог он жить после того, как осознал, что его жизнь куплена ценой жизни ребенка. Но наши мамы ведь живут, и преспокойненько, купив свою безбедную жизнь ценой жизни своих детей. О какой любви может идти речь? А потом за чашкой чая или с трибун депутатских начинают кричать о любви к Отечеству... Так ведь любовь к Отечеству с семьи начинается. Вот здесь и проявите реальную любовь к ближнему, к своим собственным детям, а дети — к своим родителям.
       Любящие родители все отдают детям, как свечка: она горит, светит и греет, но при этом сгорает. Светя другим, сгораю сам. Так и человек должен гореть любовью. Сгорел и все отдал — вот так должны любить родители. А дети должны любить родителей, соблюдая их заповеди, поступая во всем по их воле и исполняя их благословение.
       И вот дитя вырастает, у него появляются одноклассники, друзья, соседи, потом коллеги. И каждого из этих людей ему должно полюбить...
       — Да, нелегкое это дело любить каждого. У Толстого, кстати, рассказ есть, где герой пытается полюбить соседку по имению, которая у него ничего, кроме раздражения, не вызывает. Не требуется никаких душевных усилий, чтобы любить человека, который тебя радует. А вот попробуй полюбить того, кто одним появлением омрачает твою душу. Толстовский герой довел все-таки себя до этого христианского состояния по отношению к нелюбимой соседке, но... она в тот вечер не приехала. То было во времена Льва Николаевича. А сейчас, мне кажется, никто подобных усилий и не предпринимает, только и слышишь: этот у меня вызывает раздражение, тот у меня вызывает раздражение (модное нынче слово)...
       — А Евангелие учит любить как раз вот ту самую соседку. Что оно конкретно предлагает для этого? Любите врагов ваших, молитесь за обижающих вас. Причем не абстрактно, а каждый день, вечером, например, надо помянуть их, помолиться за них Господу. И по прошествии недолгого времени будет первый эффект — вы почувствуете в своем сердце изменение отношения — исчезает антипатия, отвращение. Ведь эти чувства к ближним порой возникают мы даже сами не знаем почему. По Евангелию же мы знаем, что это сила бесовская. А в жизни иногда даже человек и причину-то назвать не может, за что же он так не любит ближнего. Я хорошо помню себя, когда был студентом: еще с другого конца коридора появляется один человек с нашего курса, а меня уже внутренне лихорадит, хотя этот человек никогда мне ничего плохого не сделал, ни в чем передо мною не был виноват. Это было просто демоническое на меня воздействие.
       — Но почему именно к этому человеку?
       — А это не главное. Если я начну психоанализом
       заниматься, это ничего не даст, надо молиться. Я, кстати, за него еще и сегодня молюсь. А когда молишься, совсем иное чувство появляется. Он в конечном счете становится для тебя дорог и даже мил.
       — Наверное, потому что он достоянием твоим стал?
       — Да-да, ты его выстрадал! Почему мать любит свое дитя? Потому что выстрадала его — и при рождении, и после. Так и здесь: любовь к ближнему надо тоже выстрадать. Невозможно кого-то любить, ничего для него не сделав и за него не пострадав.
       И другое еще надо иметь в виду. Это мне помогало, по крайней мере, не раз. Господь любит всякого человека. И вот начинаешь думать: мне этот человек неприятен, может, даже и сделал зло, ты сейчас негодуешь, не хочешь его видеть, а Христос его видеть хочет. Он оставил воинство ангельское, престол небесный и сошел ради этого человека на землю, взял грехи этого человека на себя. Он и этот грех, что у меня сейчас вызывает негодование, взял тоже на себя. И за этот грех висел на Кресте и молился, чтобы Господь простил ему его грех. То — Христос, а кто я? Почему во мне этот человек должен вызывать раздражение, если во Христе он вызвал жалость и крестную любовь?
       И истинный христианин, чтоб не было этого греха — раздражения к ближнему, — он именно с ним пойдет причащаться Святых Тайн Христовых. Когда стоишь у престола и перед тобою Святые Дары — вот она, Жертва, принесенная за тебя и за того человека тоже! — и сердце смягчается, и злость отходит, и появляются слезы сердечные, и уже молишься за него: “И всех нас, Господи, прости, и меня прости, и его”. И уже в крови Христовой, за нас пролитой, все переплавляется. И нет уже его и меня, есть Любовь Христова, всех нас объединяющая, всех нас к себе зовущая.
       — Прекрасен этот высокий миг единения в храме, а в суете наших будней, в семье ли (разве нет у нас там обидчиков?), на работе ли. как быть? Ведь устали все от раздражения и злобы, а гасить их не умеем.
       — Попросить прощения у того, кого мы считаем перед собой виноватым, — вот еще один реальный способ примирения с ближним.
       И опять вам духовный урок монашества. Один инок был обижен собратом. Сколь он ни пытался обидчика обличить, вразумить— ничего не помогало, оставалось последнее — просто не общаться друг с другом. Но ведь такая игра в молчанку только внешне удерживает от стычек, неприятных разговоров, а внутри человек все равно перегорает в этой злобе своей. И вот тогда инок, наученный своим духовником, решил поступить совсем иначе: хорошо, я пойду и попрошу у него прощения, хотя он меня обидел. Только он подошел к его келье и поднял руку, чтобы постучать в дверь, как дверь отворилась, навстречу выходит обидчик: “А я к тебе иду прости меня, что я тебя обидел”. Стоило одному принять внутреннее решение, как духовно, для нас непонятно и незримо, его доброе решение воздействовало, и человек отправился к нему наконец просить прощения. Вот таким образом примиряются враждующие.
       — Наверное, только в монастырях...
       — Почему? На моих глазах подобное произошло. Вроде бы и мелочь, незначительный эпизод, но из мелочей жизнь-то и складывается. Это было у нас на приходе с двумя братьями во Христе. Один пообещал другому, что примет его, даже время назначил. А сам вообще забыл об этом, пришел ко мне в гости, сидит, пьет чай в свое удовольствие. А тот пришел и ждет. Именно такие мелочи иногда у нас вызывают раздражение большее, чем начало мировой войны. Прождал он час или больше, почему-то тоже решил прийти ко мне. Сидевший у меня за столом, увидел его в окошко, понял, как человека подвел, и решил: только тот войдет в дом, бухнусь с повинной ему в ноги. Дверь открывается, и провинившийся — бух гостю в ноги, поклонился, покаялся и с чувством человека, который сделал все как надо, по-христиански, встает. И тут, к своему удивлению, обнаруживает, что тот-то лежит ниц перед ним и не встает — кротчайший, кстати, был человек, смиренный. Его до того поразило, что кто-то упал ему в ноги, что это вообще повергло его ниц на землю. Он тоже просил прощения, хотя не был виноват.
       Так вот и примиряются враждующие. И по большому счету, что значит попросить прощения у неправого? Когда старец Зосима у Достоевского говорит, что мы все во всем и за всех виноваты, — он истину говорит. Ведь даже когда грешит мой ближний против меня — я виновен тоже. Так или иначе я дал какой-то повод к этому. Поэтому и я тоже должен идти и просить прощения.
       Прощеное воскресение есть в нашей Православной Церкви. В этот день мы все испрашиваем прощения друг у друга, не выясняя, как дети, кто был первым, кто был вторым, просто мы идем, каждый со своей виной, и просим у ближнего прощения...
       — Ну вот, отец Геннадий, вы и ответили на вопрос, который я все время хотела вам задать: что же делать? От проницательности вашей и беспощадно точного диагноза наших многочисленных мирских болезней и язв, даже несмотря на то, что вы даете рецепты исцеления, теряешься. Наверное, от того, что нет всему этому прощения. Но великое Господне прощение, явленное нам на Голгофе через Великое Страдание Христа, учит нас прощать, любить, верить и надеяться на то, что и ты будешь прощен со всеми твоими грехами, слабостями, со всей духовной твоей немощью. Мне кажется, там, на Голгофе, самим Господом было нам впервые явлено Прощеное Воскресение. И это светлое, красивое словосочетание, означающее особый день в кругу церковных богослужений, можно прочитать иначе — как воскресение через прощение.
       Вот он — спасительный путь: через прощение ближних и ближним могут воскреснуть омертвелые, грешные наши души для любви.
       И я обращаюсь к нашим читателям. Завтра — воскресенье. Давайте попробуем хотя бы один день не клеймить словесно зло в очередной раз, не говорить красивых слов о любви, просто попытаемся сделать это воскресенье прощеным. Не в поучение кому-то, не напоказ, а только для себя, для собственной души и ее спасения. Ей-Богу, мне кажется, если у нас хоть что-то получится — зла в мире станет меньше.
       И вы нас простите, дорогие читатели, за жесткую и обнаженную правду. Хочется быть лучше, чем предстаем мы в глазах священника, но что поделаешь, коль мы такие. Трудно карабкаться вверх — к свету по небесной лестнице, ох как трудно...
       +++
       “В пятницу, перед вечерней, подходит самое стыдное: у всех надо просить прощения. Горкин говорит, что стыдиться тут нечего, такой порядок, надо очистить душу. Мы ходим вместе, кланяемся всем смиренно и говорим: “Прости меня, грешного”. Все ласково говорят: “Бог простит, и меня простите”...
       — Ну, иди с Господом... — шепчет Горкин и чуть поталкивает, а у меня ноги не идут, и опять все грехи забыл.
       Он ведет меня за руку и шепчет: “Иди, голубок, покайся”. А я ничего не вижу, глаза застлало. Он вытирает мне глаза пальцем, и я вижу за ширмами аналой и отца Виктора. Он манит меня и шепчет:
       “Ну, милый, откройся перед Крестом и Евангелием, как перед Господом, в чем согрешал... не убойся, не утаи...” Я плачу, не знаю, что говорить...”
       Иван Шмелев.
 Из книги “Лето Господне”.
       
       ИЩИТЕ ПРЕДКОВ В ЛИКАХ СВЯТЫХ
       И пали от рук мучителей шесть маккавейских братьев. Самого младшего, седьмого, который еще оставался, царь убеждал не только словами, но и клятвенными уверениями, что и обогатит, и осчастливит его, если он отступит от отеческих законов... Но так как юноша нисколько не внимал, то царь, призвав мать, убеждал ее посоветовать сыну сберечь себя... И наклонившись к нему, она так говорила на отечественном языке:
       Сын! Сжалься надо мною, которая девять месяцев носила тебя во чреве... выкормила и вырастила и воспитала тебя. Умоляю тебя, дитя мое, посмотри на небо и землю, и, видя все, что на них, познай, что все сотворил Бог из ничего и что так произошел род человеческий. Не страшись этого убийцы, но будь достойным братьев твоих и прими смерть, чтобы я по милости Божией опять приобрела тебя с братьями твоими...
       Ветхий Завет.
 Сказание о маккавейских мучениках.
       +++
       Продолжая наш разговор о заповеди “Возлюби ближнего, как самого себя”, — говорит отец Геннадий, — можно выстроить такую пирамиду:
       Я
       Семья
       Род
       Народ (в значении нации)
       Отечество
       Земля
       Вселенная.
       Получилось число 7, это непроизвольно сложилось в сознании при размышлении о любви к себе и к ближним. Но 7 — число неслучайное, имеющее таинственное мистическое и символическое значение. Семь — это полнота. Семь цветов радуги, семь тонов в музыке, семь дней седмицы (недели), седмиричный круг времен.
       Ну а в богословии 7 очень часто встречается: семь таинств, семь соборов, семь даров Святого Духа и т.д. И вот здесь — тоже получилось 7: я, семья, род, народ, Отечество, Земля и Вселенная.
       О себе и семье мы уже говорили. Так что же такое любовь к своему роду? К сожалению, само понятие род исчезает и почти уже не употребляется... сейчас разве что в учебниках истории в рассказах о первобытно-общинном строе фигурирует это понятие. Но если мы возьмем Священное Писание, там говорится о различных родах и родословная Иисуса Христа приводится полностью. Но в XX веке это понятие стерлось, при многочисленных наших перемещениях, переселениях, смешанных браках...
       — А как выдирали с корнем наши рода — крестьянские, купеческие, дворянские, начиная с 1917-го, во время боевитых пятилеток. Ведь что удивительно, так называемых кулаков, бывало, далеко и не отсылали, лишь бы сорвать сродной земли, “где и обитал род, лишь бы разорвать родственные связи...
       — И вот в итоге уже исчезает как особая единица понятие рода.
       — От этого слова действительно веет патриархальностью. И некоторые могут удивиться: неужто это исчезновение так опасно?
       — Да. Не забывайте, что Вавилон — это смешение. И смешение, исчезновение рода — это исчезновение из нашей жизни целого духовного пласта, имевшего в себе и благочестие, и традицию. Сейчас, как при строительстве Вавилона, смешано все, и отсутствие одного из этих семи составных предметов нашей любви — рода — это уже плохо. Как мы говорим: без роду, без племени? С горечью говорим.
       — Да, поговорка эта старинная осталась и, как ни странно, не исчезла из пашей речи...
       — У Чингиза Айтматова в очень интересном и сильном произведении “Белый пароход” есть эпизод, где мальчик, воспитанный благочестивым патриархальным дедом, беседует с современным водителем — с одним из тех, что без роду и племени. Мальчик рассказывает ему о том, что каждый должен знать своего предка до седьмого колена.
       — Видите, опять мы встречаем цифру семь...
       — Да. И эти слова вызывают смех молодого водителя, мол, люди в космос летают, а ты про какие-то семь поколений, про какой-то род, про прадеда и прабабушку, устарело все это, и не слушай ты своего деда. А мальчик удивленно и в душе своей оскорблен но размышляет: так ведь если люди не будут помнить свой род, то дедушка говорил (опять он за своего дедушку, а не за космос держится) , что люди тогда потеряют совесть, станут злыми, так как им некого будет бояться... И действительно, если ты знаешь, что тебя будут помнить семь поколений после тебя, и сделаешь зло, то, значит, все эти семь поколений будут помнить именно твое зло. И если ты сделаешь добро, то семь поколений также будут помнить тебя, но сделавшим добро. И у этого же писателя в другой замечательной повести “И дольше века длится день” приводится древнее сказание о манкуртах. Попавшим в плен надевалось на голову вымя, их оставляли в пустыне, под беспощадно палящим солнцем, вымя высыхало, сжималось, человек претерпевал неимоверные муки, большая часть людей погибала. А те, кто выживал, становились манкуртами — полностью утрачивали память о прошлом, сохраняли лишь свои физические способности.
       И вот один из героев попадает в рабство, его делают манкуртом. Он теперь прекрасный раб, меткий стрелок, отлично охраняет стада своих господ, но он не помнит ни имени своего, ни рода, ни племени, ни отца своего, ни матери. И вот мать, так долго искавшая сына, находит наконец его после долгих тяжких поисков и, предупрежденная о том, что он уже манкурт, кричит ему: “Сын мой!” И называет его имя и имя его отца, пробуждая родовую память. И мать бежит навстречу сыну, повторяя ему имя его и имя отца, а манкурт холодно, бесчувственно берет лук, вкладывает стрелу и опускает тетиву. Стрела поражает мать, но последние слова ее те же: “Сын мой!” И с последним дыханием она выдыхает его имя и имя отца...
       — С нами тоже произошло нечто подобное, не зря же Чингиз Айтматов к этому образу манкурта прибег. Не буду лишний раз трепать имя бедного к несчастного Павлика, подвигом которого нас подвигали к отречению от отцов и матерей, от их веры и их вековых традиций, но павликов было достаточно.
       — Так ведь Айтматов, описывая полустанок, как раз и описывает нас, потерявших понятие рода. И поскольку вольно или невольно мы лишены этого понятия, то в любом случае это печально. А в христианском воспитании иное заложено: надо не просто помнить, а поскольку христианское поминовение — это всегда поминовение молитвенное, то в христианстве считалось всегда обязательным молиться за своих предков, и тоже до седьмого колена.
       — А вы молитесь?
       — Да, я молюсь, но, к сожалению, до шестого колена.
       — Это с какого года вошли ваши праотцы в вашу родовую память?
       — С 1775 года, когда один из них Якоб Фаст прибыл из Германии в Россию.
       Кстати, молебен по прибытии на российскую землю мои предки отслужили под знаменитым запорожским дубом на острове Хортица, который и по сей день жив.
       — Бывала я у этого дуба и о немцах-колонистах даже очерк писала для исторической энциклопедии, о тех, что жили в городе Молочанске. Интересно все-таки людские дороги пересекаются, переплетаются.
       — Вот как раз в Молочанске и поселился Якоб Фаст.
       — Значит, родовой корень ваш из Германии?
       — Нет, из Голландии, Германия была позже, потом Польша и Россия... Я не всегда знал перечень имен своих предков, а когда узнал, это было очень дорого, потому что узнал не только их имена, но и кое-что о них. И это очень важно.
       Но род — это не только отошедшие в мир иной, но и род нынешний. Скажем, те же свадьбы, похороны, другие события — они обычно собирают все родство. И случается, что ты кого-то из своей родни не видел даже несколько десятилетий, но чувство родства сохранилось,- и ты знаешь, что ты в любой момент в этот дом можешь постучаться и тебя примут как родного — чувство рода особое. И что еще очень важно: чувство родины без чувства рода полноценным уже быть не может. Родным должен быть дом, родным — село, родным — род, родным — народ... Тогда и чувство родины будет во всей полноте...
       — Ну тогда па неполноту чувства родины многие просто обречены, я родилась, например, в ссылке на Урале, жила среди русских, украинцев, мордвы, поляков, евреев, знаю, что такое тоска по родине только по родителям своим. Для меня родина — Россия...
       — Я вообще родился в “вечной ссылке”, В Сибири, в селе, куда после лагерного заключения отправили на вечное поселение моего отца. Оно оказалось невечным. Потом был Казахстан, потом опять Сибирь, куда направился я уже почти добровольно, изгнанный за веру из университета в Казахстане. Воспитывался в немецкой культуре, и только любовь к своему роду, к своему народу позволила мне полюбить и русский народ. Вот вам еще вариант заповеди: “Возлюби ближнего, как самого себя”.
       — Нечто подобное произошло и в моей жизни. При ваших словах о чувстве родины я почему-то вспомнила Виктора Петровича Астафьева. Его страдаюищх, мучающихся на этой грешной земле бабушек, тетушек, дядьев, братовьев, сестер... Удивительно пронзительное щемящее чувство его любви к своему дому, селу, роду, народу входит и в твое сердце. И это при горькой, тоже астафьевскои, теме нашего всеобщего российского сиротства, разрыва (с кровью и мясом) с отцами и матерями нашими, со своей родовой, как говорят в Сибири, со своей землей...
       Виктор Петрович и в жизни, не только на страницах своих романов и рассказов, чтит свой род во всем его многообразии со всеми его грехами, трагедиями, слабостями. Дал же Господь память родовую писателю, чтоб и мы вместе с героями его воскрешали ее в себе. Ведь тоскует душа от этой пустоты, от ощущения одиночества в этом мире.
       — Да, многие из нас, в большей степени и я, лишены того чувства родины, которое должно быть. Но в любом случае мы должны с горечью это воспринимать: без понятия рода полноценного понятия Родины уже нет.
       А любовь к роду, любовь к родным и близким, сохранение с ними родственных связей, молитвенное общение с ними — живущими и ушедшими от нас, молитва за тех, кто будет после тебя, ответственность перед ними — это и есть связь времен, связь поколений. Кстати, вспомним последние слова последнего библейского пророка Малахии (после него на 400 лет пророчество в Израиле умолкло, чтобы уже вновь пророческий глас был изречен Иоанном Крестителем, указавшем на самого Христа). Так вот слова Малахии были о том, что Господь пошлет пророка, который обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам, то есть восстановится связь и единство поколений. А род — он и связан с единством поколений, с любовью поколений — старших к младшим и младших к старшим. Род, родня, родные, близкие... как жить без них? И всегда человек безродный воспринимался как человек обездоленный, лишенный чего-то, который особо нуждается в любви и тепле со стороны тех, кто имеет этот род.
       — Сейчас в этом особом тепле нуждаются уже миллионы российских сирот. Это в мирное-то время! И, как правило, при живых мамах, папах, дедушках, бабушках. Расплачиваемся за сотворение пустот в той “пирамиде”, о которой говорили вначале, втягиваемся в круговерть этого вавилонского смешения. И остается только восклицать, глядя на все это: Господи, ну помоги же нам выбраться!
       — Да, времена не лучшие. Родные люди не находят между собой понимания, что уж о чужих говорить. Ведь эти сироты как раз и есть результат непонимания самых близких людей, результат родственного распада, разброда. И виной этого хаоса — все оно, безбожие. Потому что и здесь нет той духовной скрепы, что объединила бы мать с сыном, праотца с ныне живущим, умершего с живым, что восстановила бы нашу родовую память и сознание принадлежности к роду. А этой духовной скрепой, объединяющей нас, таких разных, всегда была вера. Вера соединяла и род в некое единое братство, в единое целое в духе и даже в экономике. Апостол Павел и тот говорил: готов даже претерпеть отлучение за родных по плоти. Он не отвергает понятия родства, хотя вкладывает в него новое, глубочайшее, евангельское значение.
       — Да, мы живем в то время, когда сын-манкурт может выстрелить в свою мать. Такое, конечно, и в древние времена было.
       — Но, как мы уже не раз подчеркивали эту мысль, в древние времена это было исключение, аномалия, а теперь исключение, если мы где-то можем наблюдать существование рода.
       А сейчас идет окончательное разорение рода, разорение этого гнезда, где бы можно было укрыться от невзгод, погибельных стихий. Если семья — это малое гнездо, то род — это большое гнездо.
       — А как вы смотрите на попытку возродить казачьи роды?
       Сейчас на казаков смотрят с насмешкой: нарядились, мол, как актеры в театре, кому нужна такая бутафория? Но я несколько иначе смотрю, с сочувствием что ли. Знаю, например, истинно христианскую семью казачью, где, рискуя жизнью, хранили верность своим предкам и роду своему. Опять же это исключение. Но пробуждению нашей родовой и сословной памяти, думаю, радоваться надо. Хотя, конечно, нынешние казаки не очень-то нас радуют, политика их оболванивает, разводит, как некогда, по разные стороны. И не удивительно, коль нет Бога в душе.
       — Если бы происходило возрождение казачьих родов! К сожалению, как вы уже сказали, казачество само дает повод к негативному к себе отношению. Бутафории и вправду много — кругов всяких, выборов, атаманов. А где та реальная жизнь казачества? А она должна вестись в двух направления — другого просто нет. Господь сотворил небо и землю, дух и плоть. Значит, должна быть у казаков прежде всего духовная общность. Это жизнь в вере, в православии, причем казачество должно жить церковно, чего оно, к сожалению, не делает. Более того, соучаствует, а где-то и содействует, в церковном разделении, раздорах. А без казачьей церкви казачество немыслимо. Должны быть церкви казачьи со своими приходами, со своими общинами, священниками, которые бы реально и фактически жили духовной жизнью. Ну а пока это не воссоздалось, казаки должны жить полноценной духовной жизнью на тех приходах, где они живут. Не мечтательствовать о будущей церкви, а жить жизнью тех приходов, где они сейчас находятся. Если они сейчас пренебрегают приходской церковью, то с трудом верится, что со строительством казачьего храма они станут истинными христианами. Это похоже на того курильщика, который собирается бросить курить с понедельника. Или с нового года кто-то решил навести порядки в своей семье. Ты наведи их сейчас и здесь, а понедельник и новый год, если так не сделаешь, не наступит никогда или их будет слишком много. Так и казаки, вы сейчас покажите духовную жизнь и начните ею жить.
       Так же и с экономической стороной их существования. Естественно, казачество — это станицы, это хозяйство, это земля, это и специфика казачья — воинская структура... Так и должно развиваться. Собственно, об этом всегда и говорят, но, к сожалению, дел пока не особо видно.
       Во всем этом не хватает как раз духовной жизни, обращенности к Богу, церковности, любви к ближнему. Дай Бог, чтоб все это появилось. У меня самые наилучшие пожелания казачеству, я немного прикоснулся к нему, соучаствовал в его возрождении и по сей день с самыми наилучшими пожеланиями отношусь. Но пока реального духовного движения в казачестве нет, нет движения к Богу. А коль его нет, то оно и не будет Богом благословлено. Я говорю, конечно, не о всем казачестве, а о том, что пришлось кое-где видеть. Что не благословляется Богом, то того и стоит.
       — История тому свидетель. Вот я думаю, па Западе, который многого достиг в смысле цивилизации, есть услуга такая: давать усыпляющий навеки укол одряхлевшим, немощным, неизлечимо больным родителям, как собакам. Хотя там не было таких страшных перетрясок, перестроек и лагерей. И родословные свои они довольно хорошо знают, и к Богу не преминут обратиться, псалмы попеть... А вот душа от “рыночных отношений” усохла, и память о роде своем фикцией стали — гордостью вроде породистой собаки в доме... И прагматизм во всех проявлениях вымыл что-то ценное из душ людских.
       Как нас ни били, ни мяли, ни уничтожали, ни. перестраивали. Бога-то насовсем в душе народной не убили и Веры, что передавалась из рода в род, из поколения в поколение. У час недавно в редакции было награждение жертвователей на реставрацию исторического Троицкого кладбища, и я еще раз подивилась нашему народу, как свеча неугасимая, трепещет в душах свет любви христианской — к живущим, умершим, тем, кто будет жить.
       Такой народ и рынком, наверное, не убьешь. Почему-то верю я в него неистребимо. Кстати, иностранцев, которые приезжают посмотреть и нашу Сибирь, сердечное соучастие, широта души россиян, желание добра потрясают (своими, глазами видела) иногда до слез.
       — Да, есть нам что беречь в себе. Хотя и на Западе слава Богу, не все усохло. Есть живые струи. Есть они и у нас. Есть еще ведь и народная родословная, родословная Отечества, а в ней столько имен светлых людей — святых Православной Церкви — вглядитесь повнимательнее в их лица, поищите среди них, в этих иконных ликах, своих предков. Обращайтесь к ним и с их помощью обретайте память если не рода, то народа своего. С их помощью и их молитвами куда легче будет вам подниматься по незримой небесной лестнице вверх.
       +++
       “Ищите предков в ликах святых”, — эти слова из проповеди отца Геннадия я впервые услышала год назад. И вот, представьте себе, нашла. Так мне кажется, по крайней мере. Чудотворен, всея Сибири, архиерей петровских и послепетровских времен, просветитель Сибири, епископ Иннокентий Иркутский, на поклон к святым мощам его едут православные со всей страны...
       Он, как и я, из рода Кульчицких и тоже из Малороссии, нашего роду, нашего племени. И верю, молитвами его, давно ушедшего в прошлое нашей истории и вознесенного туда — к престолу Небескому, освящаются невежественные наши сердца. Все больше и больше людей тянутся к Православию. Идет прощение за отступничество наших предков от веры, за отступничество от роду своего и племени. Святителю, отче Иннокентие, моли Бога о нас!
       +++
       “Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? Почему же мы вероломно поступаем друг против друга, нарушая тем самым завет отцов наших? ...Вот Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы Я пришед не поразил земли проклятием”.
       Ветхий Завет.
 Из книги пророка Малахии.

      ЛЮБИ РОССИЮ В НЕПОГОДУ

      “Нет ста миллионов (именно ста, как и предсказывал Достоевский), на войнах и без войн мы потеряли треть того населения, какое могли бы иметь сейчас, почти половину того, которое имеем! Кто еще из народов расплачивался такой ценой?.. Нам надо излечить свои раны, спасти свое национальное тело и свой национальный дух. ...Сам я не вижу сегодня никакой живой духовной силы, кроме христианской, которая могла бы взяться за духовное исцеление России”.
       Александр Солженицын.
 “Письмо вождям Советского Союза”. 1973 г.
       +++
       О любви к народу, к нации, к Отчизне... Кто об этом сейчас не говорит! Но сколько страстей, оскорблений, путаницы в этих речах. И я, завидуя спокойствию, с которым размышляет отец Геннадий об этом кровоточащем и кричащем вопросе, слушаю.
       — Род — народ — в значении нации. Это сегодня, конечно, самый больной вопрос. Сказано об этом очень много со всех сторон. И патриотизм, и национализм, и интернационализм, и космополитизм... И сколько еще “измов” вращается вокруг национального вопроса. И течет кровь, и разделяются народы, образуются новые государства, и множится вражда, бегут беженцы...
       Но все забыли об одном: во Христе нет нации. Кровь Христова делает нас единым родом — Христовым. И Господь говорил: “Не пройдет род сей, пока все сие не сбудется”. То есть род христианский, который имеет единый дух — Дух Святой, и едину кровь — кровь Христову, и соответственно составляет едино тело Церкви Христовой, которая — вселенская и кафолическая — и состоит из всех народов, входящих в нее.
       Христианское учение не возвышает один народ, уничижая другой, но оно не нивелирует, не уничтожает само понятие народа в значении нации. Более того, оно его освящает и благословляет.
       То есть тут как раз единство всех народов во Христе и освящение каждого народа во Христе. Это и есть основной принцип любви к народу. Исходя из этого, можно решить все вопросы. Но если из этого не исходить, то всевозможные национальные вопросы всегда ведут к трениям, столкновениям, к проблемам и даже кровопролитию.
       — Вот вы перечислили сейчас “друзей народа”, начиная с патриотов и завершая демократами, вслушайтесь в их голоса: каждый, бия себя в грудь, уверяет, что он и есть тот, кто истинно любит свой народ. А какой почти неземной любовью полыхали, к народу большевики, которые во имя этой любви на алтарь своей идеи положили, по самым скромным подсчетам, с 1917 по 1959 год больше 110 миллионов жизней — того самого народа, за счастье которого они так самозабвенно бились, сражаясь против народа же...
       Кстати, страшная эта статистика совсем не пугает наследников большевиков. Плодятся газеты с “бессмертными идеями “Маркса-Энгельса-Ленина, собираются и вновь объединяются коммунисты, чтобы предпринять новую попытку “спасения” народа... Какое-то потрясающее отсутствие исторической памяти. Манкурты. Ни памяти, ни угрызений совести за -, содеянное, ни покаяния...
       А те, что у власти? О грехах предшественников вроде бы помнят, но какое потрясающее пренебрежение к национальным интересам россиян, какое уничижение собственной нации, какое откровенное преклонение перед Западом. Александр Солженицын писал в 70-х: “Нам обязательно надо было протащиться всем западным буржуазно-промышленным и марксистским путем, чтобы к концу XX века узнать то, что искони понимал любой деревенский дед на Украине или в России...” Сейчас народ опять потащили. каким-то странным путем. Слепота наших правителей, что чередой идут друг за другом в апокалиптическом XX веке, просто обескураживает. Так хочется прозрения, начиная с верхов и завершая всей нацией. Но... как пел убиенный Игорь Тальков, царствие ему небесное: “А вокруг, как на парад, вся страна шагает в ад широкой поступью...”
       Простите, ч то я опять ударилась в политику, но сколько еще народу страдать, сколько мучиться?
       — Я не являюсь знатоком всех этих движений. И во всем суетном водовороте все более тянет к Богу, к молитве, а не к тому, чтобы засучить рукава, принять какую-то декларацию и начать за нее борьбу. Апостол Павел говорит, что наша брань не против плоти и крови, но против духов злобы поднебесной. Вот эту брань против духов злобы поднебесной и должен вести священник и, в общем, каждый христианин. А эта брань — шовинистов, космополитов, и прочая-прочая — эта брань, увы, преимущественно направлена против “плоти и крови”. И негоже христианам вставать в ряды этих войск и кидаться на войско другое.
       Я, в общем-то, вполне воспринимаю, что разные христиане в своих национальных позициях могут отличаться друг от друга. И один может склоняться к тому, другой к другому. Это от многого зависит: или человек живет в стране, где его народ, или в стране другого народа;или человек из семьи, где смешанный брак, или человек из потомственной национально чистой семьи; или человек не знает даже языка той нации, которая указана в его паспорте, или человек возрос в языке и культуре своей нации. Все это, конечно, накладывает отпечаток на людей. И здесь не надо заставлять всех входить в одно из этих войск — но всем надо творить дела любви.
       И спасение только в ней — в любви. Но не всякий способен любить народ, в котором он родился. Это великое чувство. Моисей, когда видел согрешившим свой народ, поклонившимся золотому тельцу, обращаясь к Богу, говорил: “И меня вычеркни из Книги жизни”. И наш преподобный Серафим Саровский, когда явлено ему было в XIX веке, какая смута будет, какие реки крови прольются и от истины отступят даже архиереи, молил Бога после трехдневного поста: “Господи, погуби меня, убогого Серафима, но пусть они спасутся”. Это предельное состояние любви, когда святой готов был жертвовать вечным спасением ради архиереев народа своего. Но к таким высоким чувствам надо прийти опытом своим, жизнью своей.
       Любовь к народу заключается в молитве о нем, в верности ему, его вере, его обычаям, его образу жизни. Спросят, а как же все-таки интернационализм? А только тогда ты сможешь полюбить другой народ, когда любишь свой. Невозможно любить другой народ, не любя свой.
       — Вами как раз все это выстрадано, ведь вы воспитывались в немецкой семье, которая была таковой не просто по паспорту, но и принадлежала немецкой культуре, а служите народу русскому, в самой что ни на есть глубине России...
       — А вырос я в Казахстане. Это было большое, в несколько тысяч человек, общество немцев, хранивших свои предания, свою культуру, свой быт, свои обычаи, и немецкое, оно, действительно, впитывалось всем сердцем сызмала. Нас даже называли националистами за эту приверженность к своему народу.
       Но среди нас были те, кто не имел такой любви, они-то нас и называли националистами и говорили, что Христос — интернационалист. Они были против сохранения нашей национальной самобытности и явно содействовали обрусению. А мы ратовали за сохранение своего, национального.
       Потом жизнь повела меня иными путями, я стал православным, православие я принял в русской среде и в русской форме — не в греческой, эфиопской или той, которая была некогда в Германии (она раньше России еще приняла православие). Я его принял в русской форме, в русской среде и среди русского народа и оказался не просто в Православной Церкви, а в Русской Православной Церкви. И, действительно, этот народ стал мне родным народом.
       — Ну вам тогда вопрос, наивный, конечно, но все-таки... за что вы любите русский народ?
       — Я родился здесь, я вскормлен здесь...
       — Другие тоже вскормлены, по поехали в Германию.
       — Я не осуждаю за это моих соплеменников.
       — И я не осуждаю. Но, значит, в них нет той любви, которая оставила бы их на этой земле.
       — Я впитал в себя Православие. А соплеменники мои нет. Потому естественно, что они уезжают в Германию. Не будучи православным, невозможно стать русским по духу.
       — Как говорил Федор Михайлович Достоевский, “кто не понимает православия... тот никогда не поймет и народа нашего...”
       — А почему он смог стать мне родным народом? Потому что у меня был свой народ родным. То есть, любя свой народ, я полюбил и другой народ. А те из моих единоплеменников, кто был в свое время за обрусение, как только появилась возможность, кстати, первыми эмигрировали в Германию. Те же, кто в свое время ратовал за сохранение немецких обычаев, вовсе не торопились в Германию. Любовь к своему народу дает возможность полюбить другой народ, любовь к своему языку дает возможность полюбить язык чужой. И не любя свой народ, ты чужой еще менее будешь любить. У такого человека просто вкуса такого нет и понятия нет, что такое народ и любовь к нему.
       Интересный такой момент. Я служу в русском православном храме и, естественно, мне, в праздники особенно, приходится говорить о русском народе. Так как должен я говорить? Вы русские? У вас, у русских, сейчас юбилей — 1000-летие крещения Руси? Я всегда говорю в первом лице — о нашем народе, о нашем Отечестве, о наших предках. И при этом я не лгу и не лукавлю. Моя национальность всем известна (я умом понимаю, но сердцем не принимаю, когда скрывают свою национальность, не надо делать этого).
       Но национальность — это не группа крови, это гораздо более глубокая духовная общность. И духовно русский народ — мой народ.
       Кстати, если говорить о временах до Х-го века, то русские ощущают своими предками не столько славян-язычников, сколь православных греков. История Святой Руси — это скорее продолжение истории Византии, нежели Скифии и древних славян.
       Есть в Ветхом Завете Библии книга “Руфь”, где мать Ноеминь уходит из отечества, из Иудеи, спасая от голода жизнь себе и детям. И живет среди язычников. И там ее сыновья берут среди моавитянок себе жен, потом сыновья умирают. Жены живут со свекровью. А она решает вернуться домой в Иудею. Одна плачет, скорбит о расставании. А другая говорит: “Твой Бог — мой Бог, твой народ — мой народ”, — и уходит с ней. Это была Руфь — прабабушка царя Давида — одного из величайших царей Израиля, пророка и праотца Христа. И в теле Христовом текла кровь язычников — вот этой моавитянки по имени Руфь.
       Так вот. Твой народ — мой народ, твой Бог — мой Бог. Это то, что пришлось мне в моей жизни пережить. И поэтому без всяких иносказаний, кавычек, лукавства и лжи я могу говорить о русском народе: “Это мой народ”. И его Бог — мой Бог. Но тот народ, в котором я родился, вовсе не перестал быть моим. Не я первый, не я последний, такие люди во все века были: люди двух культур, языков жили на стыке двух народов, т.е. в одной личности два народа. Ведь апостол Павел не говорит: “Я был иудеем для иудеев и стал эллином для эллинов”. Он говорит: “Я иудей для иудеев и эллин для эллинов”. То есть в нем живет эта любовь и к своему народу, и к народу, к которому он пришел с проповедью Христовой...
       — Хотелось бы начать разговор о миссии русского народа. Хотя нынешние бойкие комментаторы говорят, что такой нации уже не существует, что она рассеялась, но я упорно считаю этот народ великим. И неправда, что он “духовно навеки почил”, жива душа русская — светлая, трепетная, полная любви...
       — Каждая душа — христианка. Но душа человека из народа, который тысячу лет имел православие, конечно, сугубо по природе христианка. Она оставалась таковой даже когда внешне человек принадлежал атеистическому миру — той же компартии, но внутри — в недрах своих — человек оставался христианином. Он оставался православным, сам того не сознавая и о том не помышляя, потому что есть не только физическая наследственность, есть и духовная наследственность. Она переходит не с генами, а в духе и переходит.
       Как-то я провел такой эксперимент. Сидели два студента — узбек и русский, оба далекие от веры. Я задал вопрос и попросил их ответить, не размышляя, сразу и быстро: что надо сделать, если жестоко и нехорошо обидели твоего брата? Узбек, нисколько не рассуждая, тут же сказал, что надо отомстить, а русский, нисколько не рассуждая, тут же сказал, что надо простить. Оба были комсомольцы. Что говорило в них? Гены? Зов предков? Что об этом рассуждать — духовная наследственность говорила. Каждый из них хранил в себе не марксистско-ленинское учение, к которому формально принадлежал, а то, чем жил его род, его народ, его предки в течение веков, выполняя свою историческую миссию на этой земле. Она есть и у русского народа. Как у всякого другого народа, как у всякой личности. Господь, когда дает жизнь человеку, дает и назначение. Он жизнь эту творит для чего-то. Так же когда Господь образовывает народ — это тоже промыслительно. Каждому народу дана своя миссия в истории.
       Даже без углубления в историческую философию, в духовный анализ истории это нетрудно просматривается. Скажем, еврейский народ имел свое особое назначение в мире. Имели греки свою миссию. Индия имеет свое особое место в истории. Имеет его и Россия и ее народ. Имеют французы, англичане, немцы, имеют китайцы. Всякий народ имеет свое особое Богом данное назначение.
       Во времена национальной розни о миссии народа говорить небезопасно. Очень можно легко прийти к разным кривотолкам и ко всяким вольным толкованиям и страстям. А упасть, как мы уже говорили, можно по обе стороны коня. Может разгореться страсть националистическая, может быть страсть интернационалистическая. Может быть страсть консервативная, может быть прогрессивная. Все можно превратить в страсть.
       Конечно, само по себе неплохо, если один человек консерватор, другой — новатор. Нужны те и другие. Как мы уже говорили о личности, так же и народы — могут быть прогрессисты и консерваторы. И само по себе это нормально. В этом нет ничего плохого и ничего хорошего. Плохое и хорошее проявляется тогда, когда зримым становится, во имя чего и в каком духе оно творится...
       — А они все кричат — левые, правые, красные, коричневые, зеленые и прочие-прочие, что именно они вес делают во имя спасения России...
       — Во имя спасения России поступали киевский князь Владимир, Александр Невский, Сергий Радонежский — вот они спасали Россию, так как трудились во славу Божию. А вот наши митинговые хоть левые радикалы, хоть красно-коричневые, как бы они себя ни называли, у них в основном бурление крови и страсти.
       А что есть действительно любовь? Читайте послание апостола Павла.
      +++
       “Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине: все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится...”
       Новый Завет.
 Первое послание к Коринфянам
 святого апостола Павла, глава 13.
       +++
       — Так что любовь к своему народу вовсе не ведет к вражде с другим народом. Скажут, а как же германский фашизм, ведь фашисты очень любили свой народ? Но ненависть возникает тогда, когда, как мы уже говорили о личности, любят в себе себя, а не образ Божий, то есть делают из себя идола. Так и народы. Если для меня моя нация становится кумиром, идолом, если я в ней люблю не образ Божий, а люблю ее саму по себе, тогда и рождается фашизм. Ибо эта любовь уже не в Боге. И тогда она страстная и пристрастная, слепая, и полна пренебрежения к другим народам или по меньшей мере безразличия. Но это не есть любовь к народу — это страсть, которая ведет к ненависти. Какая же это любовь? Это греховное чувство, и от него надо избавляться. А чистая любовь к своему народу ведет к чистой любви к чужим народам.
      Даже отмечено в художественной литературе неоднократно, когда полюбят друг друга двое, и сами становятся иными.
       — И мир вокруг тоже иным становится — любимым.
       — Вот именно, человек не способен ненавидеть других, когда он любит, пусть это будет одна — единственная его избранница. Любящему не хочется зла никому причинять, все такие хорошие становятся...
       — Потому что преображение себя и мира происходит.
       — Так и с любовью к народу, когда действительно и дым Отечества нам сладок и приятен, тогда дым из чужой трубы тоже не раздражает и другие становятся хорошими и милыми. Когда служишь делу спасения России с любовью, то и иначе мыслящего, чем ты, ненавидеть не можешь, тем более за колючую проволоку посылать его за это. В истинной христианской любви к своему народу разномыслие без насилия естественно. И в истинной любви новатор и консерватор могут издавать разные газеты, но мирно жить вместе и служить спасению россиян. И то, и другое нужно. И вкупе это разнообразие дает полноту.
       И в Церкви также были строгие консерваторы и были реформаторы. Был тот же патриарх Никон реформатором, и был протопоп Аввакум... Но в результате эти реформатор и консерватор разорвали российскую Церковь на две части. Чего им не хватило? Любви. Ведь протопоп Аввакум, когда шел на костер, говорил: “Будь ты проклят, злой пес Никон”. Если б победил не Никон, а Аввакум, значит, на костер пошел бы Никон. То есть не в духе любви страдали они за Церковь, а в духе непримиримости.
       — Как же мы от непримиримости этой притомились, как устали! Демократы изгаляются над патриотами, патриоты огрызаются на демократов... И нет покоя Отечеству. Нет духа любви в нашем обезбоженном мире.
       — А дух любви — он приемлет эти разные позиции, ибо они друг друга дополняют и все идет во благо России. И это не может превратиться в непримиримую вражду. Иоанн Богослов, когда был уже старым-старым, в ссылке на острове Патмос (было ему 100 лет), проповедей уже практически не произносил, под руки вели его на богослужения в церковь и он — любимый ученик Христа — своими старческими устами повторял одну-единственную фразу: “Детки, любите друг друга”. Это завещал нам он, Апостол любви, наперсник Христов. Ведь на Тайной вечере незадолго до Голгофы его глава была преклонена к сердцу Христову и слышала биение вечной любви в сердце Христовом. И эта любовь всю свою жизнь истекала от него. К ней он нас и призывал.
       +++
       “Дети Божий и дети дьявола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего. Ибо таково благовествование, которое мы слышали от начала, чтобы мы любили друг друга... Всякий ненавидящий брата своего есть человекоубийца. Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу свою; и мы должны полагать души свои за братьев... Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною. ...Любовь же состоит в том, чтобы мы поступали по заповедям Его”.
       Новый Завет.
 Первое и второе соборные послания
 апостола Иоанна Богослова.

В ПЛЕНУ ПОСЛЕ ПЛЕНА

      Листая старую тетрадь
       расстрелянного генерала,
       я тщетно силился понять,
       как ты могла себя отдать
       на растерзание вандалам.
       Из мрачной глубины веков
       ты поднималась исполином,
       твой Петербург мирил врагов
       высокой доблестью полков
       в век Золотой Екатерины.
       Россия!
       Священной музыкой времен
       над златоглавою Москвою
       струился колокольный звон.
       Но даже самый тихий, он
       кому-то не давал покоя.
       А золотые купола
       кому-то черный глаз слепили.
       Ты раздражала силы зла
       И, идно,так их доняла,
       что ослепить тебя решили.
       Россия!
       Разверзлись с треском небеса
       и с визгом ринулись оттуда,
       срубая головы церквям
       и славя нового царя,
       новоявленные иуды.
       Тебя связали кумачом
       и опустили на колени,
       сверкнул топор над палачом,
       и приговор тебе прочел
       кровавый царь — великий гений.
       Россия!
       Листая старую тетрадь
       расстрелянного генерала,
       я тщетно силился понять,
       как ты смогла себя отдать
       на растерзание вандалам...
       О генеральская тетрадь –
       Забытой правды возрожденье...
       Как тяжело тебя читать
       обманутому поколенью.
       Россия!
       Игорь Тальков.
 (Убит 6 ктября 1991 г.)
       +++
       — Отец, Геннадий, — продолжаю я наш | разговор о любви к народу, к Отечеству, — мы начали в прошлой беседе говорить о миссии русского народа, и я всеми фибрами души ощутила, какую это неоднозначную реакцию вызовет, что непременно будут не только интерес, желание разобраться в своих чувствах и в том, что происходит сейчас с Россией, но будут и усмешка, и раздражение, и неприятие. И, в общем, не ошиблась. Слова “патриот”, “патриотизм” стали бранными, а мы тут с миссией, с любовью к Отечеству. Американцы завидуют нам, что у нас тысячелетняя история, но нам бы научиться тому, как они чтят свой флаг, свою государственную символику и свое молодое отечество. А мы все рынок их изучаем и робко иногда вспоминаем, что, в общем-то, не в XX веке началась наша собственная история. А уж о нелепых спорах вокруг российской символики я молчу... И это презрение к патриотизму, этот выстрел в прошлое отзывается ответным огнем в нашем обществе. И такая “перестрелка” ведется давно и отнюдь не в духе любви.
       — Любовь к Отечеству — это великое священное чувство, как и любовь к народу. Высоко и глубоко значение этого слова, происходящего от слова “отец”. И, заметьте, никто открыто против этой любви не дерзает выступать. Но это чувство может с вершин его скатываться и к шовинизму, и к вере в избранничество своего народа, и в фашизм. И XX век нам продемонстрировал фашизм во всей его “красе” во второй мировой войне.
       — Deutchland, Deutchland — uber alles. Германия — превыше всего... Думаю, это еще человечество помнит. И в то же время память-то короткая, возрождается неофашизм. А в больном нашем Отечестве происходит нечто невиданное. Недавно по телевидению молодчиков видела с фашистской свастикой, и пели они марши времен Адольфа Гитлера на немецком языке, но не на улицах Бонна, а у нас. Вполне возможно, что на улицах города, где эти марши старшее поколение слышало в “оригинале” — в исполнении солдат вермахта — тех, кто убивал их дедов, сжигал деревни и города. Но что до того им, манкуртам?
       И я думаю: вырвались вроде из страшного коммунистического плена — сколько же колючей проволоки, режиму потребовалось, сколько пуль, чтоб держать нас семь десятилетий в этом рабстве вавилонском. Вырвались наконец и, чувствую, попадем в плен другой. Плюрализм — сетей множество. Демократия! — все дозволено. Недавно с изумлением увидела в коммерческом магазине зажигалку со свастикой. На другой день специально зашла — ее уже не было, купили. Вот вам еще один выстрел в ответ на уничтожение национального, на попрание собственной истории и. пренебрежение к своей российской символике. Пустырь всегда зарастает бурьяном... Поэтому не стоит, наверное, удивляться даже появлению этих молодчиков со свастикой на нашей покореженной фашистами земле. Таких, конечно, единицы, но свастика о многом говорит.
       — И прежде всего о том, как опасна вера в избранничество своего народа, в его исключительность. Обратимся к древним временам, когда Ной, благословляя своих сынов, благословил старшего своего сына Сима, от которого должен был произойти богоизбранный народ, он ему сказал: “Благословен Бог Симов”. От сына этого и пошел род семитов. Но дальше что произошло с веками? А произошло то, что потомки Авраама читали это благословение праотца Ноя примерно так: “Благословенны потомки Сима”. Не Бог Симов, а потомки Сима. Вот таково было их восприятие. И когда наконец воплотился в этом народе и предсказанный пророками явился к потомкам Сима Сам Господь — Иисус Христос, то они Его не узнали и не приняли. Ибо они благословляли себя. Потомки Сима не приняли Бога Симова.
       — Любили себя уже больше Бога...
       — Да. И такая опасность есть у всех народов, если она есть уж у первенца Божия — у Израиля... А Господь отверг избранничество национальное. Явившись в Израиле, Иисус Христос передал свою благодать всем народам на равных.
       А отрекшиеся от Мессии и Спасителя иудеи, стоя у Креста, вопияли: “Кровь его да будет на нас и детях наших”.
       — То есть, гордясь своим богоизбранничеством, они Бога, когда явился Он на их землю, и не увидели и не услышали. Слепота, глухота и проклятье, самими же призванное на свои головы и головы потомков... Потрясающий урок народам мира, но кто у разумел?..
       — Так если от первенца своего — Израиля — Господь отказался за грех сей, тем более откажется он от вторых, третьих, четвертых народов, которые в свое время благословляли именно Бога. Скажем, Рим, Византия...
       — А потом тоже стали себя благословлять?
       — Ну, естественно. И в России случилось подобное тому, что произошло тогда две тысячи лет назад с Израилем. Именно из-за богоотвержения страшное падение пережила наша Россия в нынешнем веке. Это очень опасно, когда мы начинаем вместо Бога Симова благословлять Сима. Вот это то, что ведет к религиозному шовинизму. И такое опасное явление существует.
       А любить свое Отечество, любить свой народ, любить веру своего народа, то есть благословлять Бога Симова — это достойно, праведно, свято. Так и поступали святые, жизни свои положившие за благо Отечества.
       Но любовь должна быть выстраданной, как и патриотизм, тоже должен быть выстраданным. А когда о любви к Отечеству твердит человек, ничего за него не претерпевший, ничего для него не сделавший, тогда и патриотизм, по крайней мере, неубедителен. Если эта любовь и есть, то она не проверена. И настоящей становится тогда, когда человек действительно претерпел и выстрадал ее...
       — И тогда любовь становится негромкой, некичливой, мудрой. И тогда невозможны и национальное ослепление, и крайности, и ошибки, и. духу ненависти ходу нет...
       — А когда нечто противоположное, то... Иду по Москве, на прилавке — газета, читаю: “Русь великая идет разбегайся, мелюзга!” Ну, знаете, вот уж не подпишусь. А в этой газете везде говорится о святой Руси, о преподобном Сергии Радонежском. И это они все сочетают. А Господь говорил: “Идите, научите все народы”. Он не говорил о том, чтоб разбегалась мелюзга. Религиозный шовинизм — довольно тяжелое явление.
       — Но мне кажется, опасную идею избранничества народа не надо путать с миссией его на земле. Мы уже говорили о том, что у каждого народа свой путь, своя миссия. Но стоит только начать говорить о том, что есть она и у России, как некая негодующая “демократическая” часть интеллигенции. тут же уравняет тебя с фашистами...
       — Кто бы и что бы ни говорил, но миссия эта есть. И как личность, исполнив свою миссию на этой земле, уходит, уступив место другому, так и некоторые народы уходят из истории, выполнив свою миссию. Сколько их уже ушло... Но появляются новые народы, которых ранее не было, тех же русских две тысячи лет назад еще не было, были скифы, потом славяне.
       Русскому же народу дана свыше миссия — хранение веры Православной. Русь Святая, храни веру православную! — вот он, многовековой наш призыв. Хранение веры в чистоте православия выпало на долю именно нашего народа. Тут уж нравится тебе, не нравится, как бы ты к этому ни относился, невозможно это отвергать, всей историей это доказано. Русь не имела католичества, не сохранила ислама, не распространила цивилизацию, не освоила Америку... Что она сделала? Сохранила веру православную. И это вынужден каждый здравомыслящий человек признать, как бы он к этой вере ни относился, — И спасаема была Россия верой православной. сколько раз! Берем натиск крестоносцев времен Александра Невского, татаро-монгольское иго времен Сергия Радонежского, великую смуту начала XVII века, нашествие в прошлом веке французов...
       — И спасаема верой. И по сегодняшний день после стольких гонений все-таки Русская Церковь является оплотом Православия. Это историческая реальность, от которой никуда не уйдешь.
       — И каких бы опухолей, наростов на национальном теле России ни было, она и сейчас остается притягательной для всего сочувствующего ей мира неубитым духом православия.
       И меня тревожит, а иногда и выводит из равновесия, такое явление: свободные, демократические радио, газеты, журналы начали усиленно вбивать в наши головы такое вот понятие: русский фашизм. И речь тут не о группках безумствующих молодчиков, о которых я говорила, а о нашем обществе, вот, мол, одолевает его такая болезнь. И непременно именно русский фашизм. То все” россияне, россияне”, а тут вычленили наконец-то из многонационального нашего сообщества русский народ, обвинили его в фашизме и давай тиражировать эти обвинения. Я — не русский человек, но я люблю этот народ, он мой, и меня просто оскорбляет такая свобода слова.
       — А тут надо смотреть: кто говорит? Из чьих уст это исходит? И чего хотят они, твердя о русском фашизме?
       Это и,есть противоположная тому мелкому шовинизму крайность. В национальном смысле это — космополиты, то есть те люди, для которых не существует национальных ценностей, национальной культуры, которые не любят Россию как народ, которые не благоговеют (мы уж говорили о Боге Симове) пред Богом России, не печалуются о вере русской, то есть люди, у которых к этому ни почтения, ни любви нету...
       — Он, отец Геннадий, за такое определение сразу на вас ярлык повесят, припомнят, как партократы с космополитами боролись, приравняют к ним. А космополиты существуют и. посей день. “Я — космополит”, — заявил недавно известный режиссер, кстати, из известного российского рода. С гордостью заявил. Стереотип, у же такой вогнали в нашу голову: всякий патриот — грубо говоря, дурак; всякий, не признающий космополитов, — мракобес.
       — А все космополиты в какой-то мере манкурты, если говорить образно. А если предметно, то не надо забывать, откуда берутся такие стереотипы и шаблоны, уводящие интеллигенцию от реальной оценки опасных общественных болезней. Пусть навесят на меня за это какие угодно ярлыки, но не надо забывать, что есть такие явления, как масонство и сионизм, глубоко враждебные христианскому духу. И не без участия этих сил разыгрываются такие уничижающие нацию спектакли.
       — Мы-то, россияне, смотрим на них как на нечто далекое от нас, большинство из нас и объяснить не смогут, что такое, например, масонство, тем более с нашим временем его соотнести. Кстати, в одной из недавних своих публикаций митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн дает точное определение этого явления. Это тайная (сейчас, правда, кое-где уже и явная) интернациональная мировая революционная организация борьбы с Богом, с Церковью, с национальной государственностью и особенно с государственностью христианской. То, как беспощадно, ловко руками мусульман расправляются сейчас с христианской Сербией (600 православных храмов взорвано!), говорит о том, какая это реальная и жестокая сила так называемая мировая общественность, не вся, конечно, а та, которая у пор но велит клеймить Сербию, не дай Бог протянуть руку помощи — начнутся санкции. И к великому позору нашему, государственные мужи России изменили вековой дружбе с Сербией, попросту предали ее, оказавшись в плену у “мирового сообщества”. А сербы до сих пор говорят: “Бог — на небе, Россия — на земле”. Стыдно...
       Но вернемся к масонам, к антихристам, как попросту именуют силы зла не утратившие православного духа бабушки. Владыка Иоанн в одной из своих публикаций приводит весьма страшные слови, принадлежащие духовному вождю международного масонства Альберту Пайку. Они были произнесены в 1871 году, когда одному из исполнителей его дьявольского пророчества Володе Ульянову (Ленину) было годик с небольшим. Вот они:
       “Когда самодержавная Россия останется последней цитаделью христианства, мы спустим с цепи революционеров-нигилистов и безбожников и вызовем сокрушительную социальную катастрофу, которая покажет всему миру во всем его ужасе абсолютный атеизм как причину одичания и самого кровавого беспорядка... Тогда все бесчисленное множество разочарованных в христианстве, жаждущих в душе своей божественного идеала примет просвещение через всемирную проповедь чистейшего люциферианского (т.е. сатанинского) учения, к тому времени-уже открытую и всенародную”.
       И еще раз содрогаясь от слепоты своих соотечественников, которые не могут расстаться с проповедью тоже сатанинской, именуемой коммунистическим учением, я бы просто хотела других предостеречь: ведь и сейчас всякого рода антихристы вторгаются в нашу духовную жизнь. Это они чуть ли порыдают о том, что кое-где появляется в школах Закон Божий, что Русь начинает вспоминить о том, что она держава христианская. Но нет ничего сильнее духа Христова, только он поможет нам объединиться, выжить, возродиться. Я говорю именно о национальном возрождении России. Господи, помоги ей!
       Ну а что касается сионизма, о котором так много пишут и. говорят, ведь он вполне официально тем же мировым сообществом реабилитирован, если не ошибаюсь, в прошлом году. И теперь под запретом остался только фашизм.
       — Но мы знаем по Апокалипсису, что все-таки тот, главный антихрист должен воцариться в Иерусалиме и сесть в храме иерусалимском, и должен он прийти от колена Данова. И это опять не потому, что проклят Богом народ израильский. Народ сей, как и все народы, призван Иисусом Христом ко спасению. Но для тех, кто по-прежнему верит в избранничество Израиля, а не в избранничество Церкви Христовой, для них самое страшное не тогда, когда с ними воюют, их обличают, а самое страшное, когда их признают просто равными со всеми, то есть они никак не хотят проститься с идеей своего избранничества, хотя “дом ваш остался пуст”. А пуст он почти две тысячи лет, с тех пор, когда Христос оставил иерусалимский храм, который отверг Его.
       Но мы знаем и сонм еврейских святых, вошедших в Церковь Христову, величайших святых, начиная со святых апостолов — учеников Христа.
       — В том же еврейском народе был Иуда Искариотский ученик Христов, бывший одним из 12 апостолов и предавший Господа своего и Учителя за 30 сребреников, так что имя его проклято в веках и стало символом предательства. Но был и святой Иуда — апостол и брат Христов, который с проповедью христианства дошел до Армении и принял мученическую кончину за веру Христову.
       — То есть ни один еврей не отделен от благодати Христовой, только для .того ему надо войти в Церковь Христову на равных со всеми остальными. Не с сознанием своего преимущества, а с таким же сознанием кающегося грешника, с каким в церковь должен входить всякий человек. Это, кстати, для некоторых — тягость: вдруг осознать себя не исключительными, а такими, как все.
       И есть такие международные круги, которые и сейчас на нашей земле имеют большую силу. И именно из их уст мы столь часто слышим об угрозе русского фашизма. Кстати, когда люди такого толка пишут апологетические статьи о еврейском народе, -об антисемитизме, то они сознательно или несознательно обходят действительную постановку вопроса. Они постоянно сводят его к нелюбви к евреям, совершенно затушевывая истинную природу этого вопроса.
       А истинная природа, она не в евреях и неевреях, а она в Церкви и антицеркви, которая проявляется в том числе и в иудейской синагоге.
       — Значит, получается так, что принявшие Христа Его приняли, а не принявшие по-прежнему не принимают и по-прежнему воюют с Ним. Вот и вся расстановка сил на этих национальных “фронтах”...
       — Так оно и есть. Здесь ребром всех вопросов является отношение ко Христу, к Мессии, к воплощенному Богу. Это даже не национальный вопрос в узком значении этого слова. А они сводят все постоянно к национальному.
       — К цвету глаз и форме носа...
       — Но суть не в этом, а в отношении ко Христу. Здесь вся суть. И будет антихрист, и покорит многих своими чудесами от дьявола и возомнит себя Богом. И, конечно, иудейская синагога, не принявшая Христа, которая по-прежнему ждет Мессию, Спасителя, отвергая Христа, она, конечно же, живет в ожидании антихриста. Именно здесь соль всего вопроса. Но суть его “специалисты по еврейским вопросам” всегда сознательно обходят. Твердят постоянно о нелюбви к еврейскому народу, сея тем рознь. Кто ж его не любит и кто против того, чтобы его любить? И у меня есть друзья из еврейского народа. Я знаю евреев-христиан и даже священнослужителей.
       — А разговоры бесконечные о нелюбви к нации или о каком-то особом преследовании в России евреев не проходят бесследно, так как начинают вызывать негативную реакцию у коренного населения России, которое преследуется и бедствует не меньше евреев, если. не больше. И у людей нестойких, неверующих вспыхивает негодование и разгораются страсти, и. происходит то, что угодно силам зла.
       — Это война “против крови и плоти”, а не против духов злобы поднебесных. Сионисты — антисемиты, шовинисты — космополиты... Кипит, клокочет кровь там, где брань “против плоти и крови”. А истинная брань забыта. И международный антихристов сионизм существует, и не надо делать вид, что его нет. И масонство существует. И глубоко антихристианская синагога существует. И антихристу в Иерусалиме прийти. И эти вещи должны понимать все. В первую очередь сами евреи, ибо тому надлежит быть в их доме. А зная, что антихристу быть в Иерусалиме, истинный израильтянин, по слову Евангелия, должен позаботиться о спасении своей души. Ибо Господь предупреждал и предостерегал от этой слепой любви к себе: “Вы говорите, что вы дети Авраама, я вам скажу, кто ваш отец, ваш отец — дьявол”. Потому, что вы делаете его дела, а дети же Авраама — это те, кто имел веру Авраама. А Авраам верил в Мессию, мы можем даже сказать, что он был христианин. Он верил в Христа грядущего. И того Христа эти дети отвергают. А теперь вот говорят: мы имеем веру Авраамову. Это не вера Авраамова, ибо кто не принимает Сына, тот не принимает Отца. Не принявший Христа не может уже считать, что он принимает Бога Авраама, Исаака, Иакова...
       — Всевозможных течении национального толка — великое множество. И я, слушая ваши слова о сыновьях, изменивших Сыну Бога Авраамова, но уверенных в том, что они чтят Бога, почему-то вспомнила о таком странном явлении — о красно-коричневых. Тоже пленники. Если кто-то после дарованных свобод и вседозволенности искушается и попадает в новый плен, то они не желают избавляться от плена старого — коммунистического, но при этом как те, что именуют себя сыновьями Авраама, предав Сына Бога Авраама, так и они именуют себя христианами, продолжая шагать в ногу с теми, кто распинал Христа в России, и восхвалять антихристов марксизм-ленинизм. Почему я обращаю на них столь пристальное внимание, потому, что это они говорят, что никто не любит Отечество и народ так, как они. Тоже идея избранничества, тоже вроде бы как избранники. Может, потому и не терпят других “избранных”? И еще они говорят много слов о любви, тут же перемежая их угрозами... Дьяволиада какая-то.
       — Действительно, странный симбиоз получился: вдруг коммунисты, держась за руки с православными, начинают заново теперь вроде единую борьбу “с общим врагом” — с демократами. Тут есть над чем поразмыслить...
       +++
       “Возлюбленные! Имея все усердие писать вам об общем спасении, я почел за нужное написать вам увещание подвизаться за веру, однажды преданную святым...
       Я хочу напомнить вам, уже знающим это, что Господь, избавив народ из земли египетской, потом неверовавших погубил... Горе им, потому что идут путем Каиновым, предаются обольщению мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей. ...Это — безводные облака, носимые ветром; осенние деревья, бесплодные, дважды умершие, исторгнутые; свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими, звезды блуждающие, которым блюдется мрак тьмы навеки”.
       Новый Завет.
 Соборное послание Иуды —
 святого апостола и брата Христова.

НАД НАШЕЙ РОДИНОЮ... ДЫМ

      “..Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имели земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих .
       Новый Завет.
 Откровение святого Иоанна Богослова, гл.9.
       +++
       С Россией кончено... На последях
       Ее мы прогалдели, проболтали,
       Замызгали на грязных площадях,
       Распродали на улицах: не надо ль
       Кому земли, республик да свобод,
       Гражданских прав? И родину народ
       Сам выволок на гноище, как падаль.
       О Господи, разверзи, расточи,
       Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
       Германцев с запада, монгол с востока,
       Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
       Чтоб искупить смиренно и глубоко
       Иудин грех до Страшного суда!
       Максимилиан Волошин. 1918 г.
       
       И снова продолжаем мы разговор о любви к народу и Отечеству.
       — Отец Геннадий, — говорю я, — вспоминаю вашу проповедь о великом русском святом Серафиме Саровском — тот эпизод, когда великий молитвенник нашей многострадальной земли сподобился видеть ее еще при жизни с небесных высот в голубой дымке фимиама. . Но то была еще Россия православная, Россия пушкинских времен. Какой видится она преподобному Серафиму сейчас? Горько о том думать. Не голубой фимиам, а едкий серый дым пожарищ окутал нашу землю, йот тех видимых сражении, что творятся на окраинах былой великой Российской империи, и от той невидимой духовной брани, которая по-прежнему сотрясает Россию. И в этой главной брани, от исхода которой зависит будущее, россияне вновь делают выбор: жить со Христом, с Богом в сердце или без Христа.
       Красно-коричневые, о которых мы уже говорили, вроде бы выбрали Христа, но когда я читаю их или слушаю коммунистические речи, я невольно сжимаюсь от одного чувства: в них нет любви, а значит, нет и Бога. (Есть и личности такого же толка, именующие себя христианами). И тогда в качестве самозащиты остается одно — псалом Давидов: “К Тебе, Господи, взываю, твердыня моя! Не погуби меня с нечестивыми и делающими неправду, которые с ближними своими говорят о мире, а в сердце у них зло...”
       — В сущности, вы дали характеристику этого явления... А если говорить конкретно, был период, когда с православными им было не по пути. Разрушенные храмы и души россиян вопиют и по сей день, свидетельствуя о безбожии красных.
       Но после крушения системы сторонники ее стали искать опору в православии...
       — Какой же может быть союз у христиан с говорящими, что они — христиане, а по сути, с антихристами?!
       — А они усиленно ищут этого союза. Как-то я слышал .даже такое: объединились же коммунисты и православные в Великой Отечественной войне и воевали вместе. Вот и сейчас, мол, Отечество в опасности и нечего разбирать, коммунисты или православные — надо спасать Отечество. Все очень и очень даже не так.
       Когда была война и на нас шел в физической брани враг, действительно все сыны Отечества в этой физической брани противостояли врагу. И была война — война земная. Но вступить в общие ряды с коммунистами христианин никогда не согласится. Что может быть-общего у Христа и Велиара? Что может быть общего у безбожника и верующего в Бога? И нельзя говорить — верующие и коммунисты вместе воевали с фашистами. С фашистами воевали все народы, населяющие Союз, — граждане этой страны. Воевал весь народ, в который входят все нации, а не верующие и коммунисты. Тогда можно сказать, что воевали профсоюзы, комсомол и т.д. Но не объединялись коммунисты с верующими. Лютая брань с Богом продолжалась и в дни Отечественной войны. Да, коммунисты вынуждены были сделать уступку — открыть кое-где храмы, но страшная борьба безбожников с христианами, подчеркиваю, продолжалась, и лютые гонения — тоже. Программа на уничтожение религии оставалась. И как только чуть-чуть полегчало стране — при Хрущеве обрушились новые гонения, вновь начали уничтожать храмы, что уцелели, людей...
       А сейчас происходит странное... вроде бы даже и объединение православных и коммунистов как бы в борьбе за Отечество...
       — Отец Геннадий, я бы не назвала это объединением. Просто коммунисты, когда все свои прежние опоры потеряли, бросаются к кому угодно, ища союзников, а христиане их по незлобивости своей устраивают.
       — Ну правильно, когда Эрих Хонеккер был отвергнут всеми, то приютили его христиане-лютеране — те, кого он гнал.
       — И тут нечто вроде приюта в гонимой прежде Церкви.
       — Тем более что им тут мстить не будут.
       — И что любопытно, ведь многие из партийных лидеров ушли вовремя и удачно в коммерческие структуры, в предпринимательство, с которым они еще надавно столь усердно боролись, и довольно охотно помогают православию — на ремонт той же церкви, разрушенной родной партией, подбросят, на часовенку... Вопрос невольно возникает: что это — осознание страшного греха и прозрение или нечто другое?
       — Это ход конем. Конечно, и к коммунистам должно относиться с христианской любовью, но как к людям падшим, которые должны в покаянии вернуться в отчий дом, в Церковь — святую, православную Христову. И единичные примеры тому есть.
       Но ничего общего между православием и коммунизмом быть не может, потому что это христианство и антихристианство. Коммунистическая идея интернационализма изрядно померкла за последнее время, набила оскомину. Но она также не имеет ничего общего с идеей христианской любви между народами. Мы признаем любовь и общение наций. А при определенных исторических обстоятельствах — и объединение наций в единое государство или же обособление в отдельные государства...
       — То есть вы не видите ничего страшного в том, что сейчас идет обособление?
       — Но это объективная историческая реальность. Было время, когда Римская империя собиралась, и было время, когда она рассыпалась. И что теперь говорить, хорошо ли делал Юлий Цезарь, когда собирал, присоединял Галлию к Риму, плохо ли делали франки, когда отделялись от Рима. Это объективный исторический процесс. А в духовном смысле... конечно же, в нынешнем распаде мало хорошего. Дело в том, что когда собирались народы в единые державы, то главным было все-таки не плохое, а хорошее. А хорошее — это то, что вера — единая Христова вера — просвещала все народы, входившие в эту империю. А нынешнее обособление в духовном плане... даже не знаю, что оно дало хорошего. Но это не значит, что христианин сейчас должен засучить рукава и броситься то ли опять объединять всех в единую державу, то ли наоборот — стоять за свою суверенность. Христос говорит: царство Мое не от мира сего. Оно не проходит по географическим границам. О царстве Неба, царстве Духа, о вхождении в Царство Небесное — вот о чем должен помышлять христианин. А земные границы всегда перекраивались. Это было и будет так до конца мира.
       Конечно, когда мы говорим о великой Святой Руси, то, естественно, говорим с восторгом, с любовью, с тоской и сожалением о том, что мы ее не имеем сегодня.
       Действительно, как может не радоваться христианская душа, когда знакомишься с тем, чем была Русь — держава православная. Но то, что происходит сейчас, происходит объективно, в том числе по грехам христиан и по их отступлениям от заветов своего Учителя — Христа.
       Здесь скорее должно быть великое покаяние. Как мы только что о коммунистах говорили, — что, они покаялись? Нет. Так и в христианской среде тоже должно быть великое покаяние. Возрождение Руси, Святой Руси и державы Российской может быть только на основе покаяния.
       — Простите, я вас прерву, к теме покаяния мы еще вернемся. Когда вы заговорили о нем, я вспомнила один не столь давний спор. А был он о том, надо ли указывать ближнему на его недостаток. Тут можно впасть в грех, о котором Христос говорил: сучок в чужом глазу видишь, а бревна в собственном не замечаешь. Сам не стоишь ли на краю гибельной пропасти?
       Но, с другой стороны, ведь можно впасть в другой грех: а если ближний действительно находится в опасности? Например, те же люди, которые впадают в заблуждение, доверяясь тем же красно-коричневым, их идеям, которые с виду подкупающи (православие, патриотизм), а на самом деле спекулятивны. Как тут не предостеречь? Тем более что агитаторы не скупятся на слово, как никто, обличают всех и вся, полагая, что имеют на то право.
       — Понял вас. Мои ближние болеют. Надо ли их лечить? Если я врач — надо. Но если я не врач, то мои попытки их лечить могут кончиться тем, что мои процедуры их не излечат, а покалечат. Поэтому в христианстве, в православии, всегда удерживали от преждевременного учительства и тем более обличительства, — “врачу, исцелися сам”, но я уже говорил об этом. И только по мере собственного исцеления ты сможешь исцелять ближних, но не в большей мере. А мы поступаем как? Себя не исцелив, пытаемся исцелять других и потом удивляемся, что их не исцелили.
       И от того, что мы кидаемся словом и делом помогать другим, не помогая себе, 'не спасая себя, — от этого не становится меньше зла. Вот тут как раз заповедь “возлюби ближнего; как самого себя” и должна нами исполняться. Хочешь спасать других — спасай себя. Хочешь видеть в других образ Божий — взлелей его в самом себе. Ведь других не спасешь в большей,степени, чем спасаешь себя самого.
       И еще. Что может нам дать право обличать ближнего? Да, сказано в Писании: “Не участвуйте в бесплотных делах тьмы, но и обличайте”. Но что дает нам право обличать? Только одно — любовь к ближнему. Если ты чувствуешь к нему любовь, если ты скорбишь о том, что он согрешает, если ты плачешь о том, что в нем искажен образ Божий, если ты желаешь всей душой его спасения, если ты молишься о нем— вот только тогда, благословясь и помолившись, ты можешь ему что-то сказать. Но если в тебе нет этого, если ты в раздражении, если ты во гневе...
       — Если ты вышел из себя...
       — Да. Если в тебе этот ближний вызывает отвращение и негодование, раздражение и злобу, тогда сколь бы ни было справедливым и верным по сути твое обличение, оно не достигнет его сердца, оно, наоборот, вызовет в том сердце ответное зло, и зло умножится.
       — Вот-вот, именно. И очень часто мы по духовному невежеству своему и глупости недоумеваем: как это так, мы, мол, правду, а нас — в штыки, не принимают и все... Веемы таковы, горе-обличители, а дьявол так и подмывает нас выше стать над тем, кого мы в несовершенстве уличаем.
       — В том-то и дело, что когда обличаешь кого-то, то надо понести его грех на себе. Ведь Христос не просто пришел к нам и сказал, что грешные мы все. Он взял грехи наши на Себя и пошел на Голгофу. Обличить ближнего в православном понимании — это взять грех на себя и ради него пойти на Голгофу. Вот и задумайтесь, прежде чем обличить: можете ли восстрадать о грехе ближнего?
       Я знаю священников, которые несут свое чадо, своего спасаемого, страдают вместе с ним, болезнуют о нем, молятся о нем. Более того, обличая этого ближнего перед ним самим, они хотят укрыть его от нападок других. Когда же человек без любви обличает, он, наоборот, старается выставить на позорище (а позорище со славянского — “зрелище”), т.е. старается показать всем наготу этого человека, язвы его.
       А когда обличается грех с любовью и болью за ближнего, тогда и рождается стремление защитить его, укрыть, не дать на съедение волкам, сострадать его страданиям, даже если за это последуют нападки на тебя самого.
       — Пострадать за других... Тут. разве что Митеньку Карамазова вспомнишь (вот опять Достоевский невольно вторгается в наш разговор). Да, пожалуй, и все. Очень уж мы в подобном случае о чистоте своей хлопочем: как бы не подумали о нас, что мы хуже, чем есть на самом деле. Вот она и цена той любви, о которой мы так охотно говорим в тех же газетах. Но полистайте их, почитайте, как они говорят о любви к народу, к Отечеству! Одни, как Хам, сын Ноя, смеясь над отцами. Другие вроде бы спасая их, но, как тот же Хам, без любви и элементарного уважения стремятся выставить напоказ наготу чужую, порадоваться чужим неприятностям. И дым коромыслом...
       — А дух обличения без любви, он может завести в такие дебри... Возьмем для иллюстрации уход некоторых священников, духовно родившихся в Русской Православной Церкви, в Московском Патриархате, — в Церковь Зарубежную, которая, конечно же сохранила Православие и благодатную жизнь, имеет своих святых, мироточивые и обновленные иконы. У шедшие священники мотивируют свой уход теми беззакониями, которые в нашей Церкви происходили да и происходят сейчас. А также и любовью к Отечеству. В своих обличениях они во многом справедливы и правы. И возразить что-либо им трудно. И уходя, эти священники как бы сохраняют свою чистоту. Они уже не несут ни на себе, ни с собою грехов Московского Патриархата и выбирают ту форму духовного жительства, в которой нет им искушения на эти грехи, идут туда, где чистота им как бы обеспечена. И вот, достигнув этой желанной чистоты, начинают они обличать ту Церковь, из коей вышли.
       Но одни уходят, а другие остаются. И среди оставшихся есть священники, в не меньшей степени видящие пороки, которыми болеет наша Церковь (конечно же, не в мистическом смысле, а в отношении чад ее и служителей), но они не уходят, несмотря на это. Причем не уходят не по малодушию, не по предательскому соглашению с грехом, что гнездится внутри Церкви. Они не уходят потому, что не могут оставить в беде Матерь-Церковь, они не хотят быть независимыми и непричастными к ее грехам, они несут всю тяжесть ее грехов, оставаясь в ней, любя ее, молясь за нее. И, по мере данной им Божьей благодати, очищая ее изнутри.
       Можно, конечно, со стороны освистывать. Это делать несложно. А остаться внутри, нести всю эту немощь, весь этот грех, стыдиться, краснеть за эти грехи, но не уходить, а болезновать и очищать... Вот такой человек имеет право обличать.
       Скажем, те же диссиденты брежневского времени, пока они были с нами, пока шли по этапам, слово их звучало, как колокол на башне вечевой, но когда они уезжали и становились лекторами Чикагского университета, их слово теряло эту силу. Особенно если переезд за рубеж был не насильно осуществлен, а добровольно. Так оставалось ли после этого моральное право обличать Россию? Люби Россию в непогоду — повторю эту летучую фразу, облетевшую некогда газеты. Вот когда ты в ней, под секущими ее дождями и метелями, с ее болями и пороками, тогда и есть моральное право ее обличать.
       А когда — в далеке... под ласковыми лучами солнца, на подстриженной изумрудной лужайке, конечно, Россия уже смотрится иной, и чувства рождает иные, и обличение рождается иное — иной силы, иного звучания.
       — С этим я согласна. Но не совсем. Я поясню, почему. Вот вы — выходец из протестантской Церкви. Открыв для себя православие, вы вольно или невольно сравнивали, сравнивая, отвергали. И отвергали ту Церковь, из которой вышли. Ваши проповеди, ваши книги несут печать обличения протестантизма. Вы это делаете с любовью и болью, но все-таки обличаете, находясь уже вне, со стороны...
      — Тут можно продолжить аналогию. Пользуясь моими словами, можно тогда сказать, что можно обличать коммунистов, только оставаясь в коммунистической партии. А если ты из нее ушел, тогда уж рот на замок и молчание. Но есть грань. Апостол Павел оставил, например, еврейскую синагогу, вошел в христианскую Церковь и обличал. Да, есть грань, когда та организация (коль зашла речь о партии), общество ли уже на корню согрешает, когда грех возведен в ранг догмата и учения — тогда оставаться в ней уже нельзя, ибо оставаться в таком случае — значит быть лично причастным ко греху.
       И если вернуться к разговору о Церкви, давайте допустим невероятное: Московская Патриархия объявляет о том, что священникам нужно сотрудничать с КГБ. Вот тогда оставаться в ней было бы нельзя. Ибо оставаясь в ней, ты явно или молчаливо предавал бы Христа, принимая это. Как это было в партии, комсомоле: “С уставом ознакомлен, обязуюсь выполнять”. Этим ты даешь подписку. Так и в случае с Церковью. Если устав изменен и догматы, заповеданные Богом, попраны, как можно в ней находиться? Но если есть грех людей в Церкви, каким бы он ни был массовым, а учение остается в чистоте, тогда оставлять ее — значит давать дорогу злу.
       В коммунистической партии произошло нечто иное. Там грехи ее (те же репрессии) — не просто результат качеств Ленина, Сталина. Они заложены в самом учении о революции, о диктатуре пролетариата, о классовой борьбе. Само учение по сути уже греховно, и быть в организации, исповедующей греховное учение, просто нельзя. Уход необходим, а пребывание греховно. Если же человек из ереси переходит в Православие и потом обличает ересь, то обличение спасительно для душ людей. И если человек уходит из компартии, поняв весь ужас и безбожие ее греховного учения, он может помочь, уже со стороны протянув руку помощи заблудшим, оставшимся, непрозревшим.
       — И вот тут мы возвращаемся к теме покаяния. Ведь у порвавшего с партией ничего не выйдет, если он не осознает всей греховности своего пребывания в рядах КПСС, не раскается в содеянном, не очистит этим покаянием душу, не возьмет на себя весь грех коммунизма, совершенный даже не им, а предшественниками, пока не почувствует сопричастность этому греху. Но до сих пор только и слышится из уст бывших уже коммунистов: нам каяться не в чем, мы честно работали... Есть в чем. Я, оказавшись в партии заодно со всеми очарованными. идеями перестройки, пропагандируя их, субсидировала из своего кармана это последнее коммунистическое деяние, развалившее страну. Как это пелось: “То, что отцы не достроили — мы достроим”. Только получилось наоборот: что не доломали — мы доломаем... И доломали. Как ни верти, причастная к этому, мечена этой кровавой красной безбожной звездой, потому что только тосковала по Богу, а в душе Его не было. Грех — на многих-многих из нас. Он лежит на всем народе...
       — Вот мы говорили о немцах, покидающих Россию. Настало время, когда жизнь в России стала им невмоготу и нежеланна и они уезжают на историческую родину, ибо только там видят возможность сохранить свою национальную и самобытную культуру. Так же и в русской эмиграции часть ассимилировалась, а часть сохранилась в национальной чистоте. И настанет время их возвращения на родину, в Россию, иначе нависает угроза ассимиляции. А ассимиляция не лучший из процессов. Потеря родовых корней явление печальное...
       Так вот... Единоплеменники мои, покидая Россию, бегут от коммунизма. Они не уверены, что компартия не вернется к власти. И для многих из них слово “русский”, к великому сожалению, ассоциируется со словом “коммунист” так же, как ассоциировалось для русских, особенно в 40-50-годах, слово “немец” со словом “фашист”. Немец — значит фашист. Я это в детстве много слышал, когда мне кричали: “Немец!” — это значило фашист.
       — Мне кажется, это несправедливо. Сколько русских людей пало от рук безбожников-коммунистов, которые вели воину с собственным народом, не щадя русских так же, как и представителей других национальностей...
       — Несправедливо и немцев обзывать всех фашистами, сколько их сидело за колючей проволокой в фашистских лагерях. Но в данном случае тот и другой народ пережил страшнейшее духовное падение. Немцы впали в грех фашизма, русские — в грех коммунизма. Произошло падение, а дальше — расплата за этот грех, которая пала и на невиновных. Кстати, расплату эту тоже надо нести со смирением, не зажигаться: “Я не фашист, я — немец! Я не коммунист — я русский!” Есть личное покаяние, есть и национальное покаяние, о нем особенно хорошо говорит Александр Солженицын. Да, я, немец, лично никогда не имел никакого отношения к фашизму, но я не могу открещиваться от этого явления, так же и русскому невозможно откреститься от коммунизма.
       — Как? Совсем не откреститься?!
       — Почему же, можно. Покаянием. Как апостол Павел говорит: “Покайся и да крестится каждый из вас”. И русский народ должен покаяться в грехе коммунизма и креститься. А пока народ еще не покаялся, еще не осуждено это отступление от Бога, не принесено еще покаяния всенародного. Даже тот русский, который от колыбели был православным и никакого отношения к этому безбожию не имел не может себя считать чистеньким и никакого отношения к этому не имеющим. Ты должен чувствовать себя частицей этого народа и сопереживать ему. Если мать упрекнут, что сын что-то украл, она же не может сказать: “Но, простите, крал он, я к этому не имею никакого отношения”. Она не может ни физически, ни духовно от этого отгородиться, ибо сын — это частица ее существа, так и каждый из нас должен чувствовать себя частицей народа и нам должно быть стыдно за то, что произошло с нашим народом, мы не должны от этого открещиваться.
       Христос, будучи безгрешным и чистым, взял на себя грех народа. Священник тоже в некоторой степени берет на себя грех, который исповедует кающийся. В этом суть его служения. Если он просто выслушал, принял к сведению и отпустил грехи, то это уже не пастырь, не священник. Был такой старинный обычай на Руси: батюшка склонял голову, кающийся клал руку ему на шею и исповедовал свои грехи. А священник принимал их на себя, ибо его служение — это соучастие служению Христа, т.е. сораспятие со Христом. Как Симон Киринеянин нес Христов Крест на Голгофу, так и каждый священник несет грех на себе — грех прихожан, своих чад духовных. Так и каждый истинно русский человек должен склонить шею и воспринять этот грех народный и понести его в покаянии.
       Именно так поступали великие пророки и святые, которые оказывались у самого ключа народного национального покаяния. Когда святой первым выходил, надевал на себя вретище, посыпал голову пеплом и начинал каяться, с ним каялся весь народ. А если бы он вышел при костюмчике, в галстучке, подбоченясь, указал бы народу, что ему надо бы покаяться, то это было бы пустое дело...
       — Вот после этих слов становится понятным глубокий смысл строк Священного Писания о том, что во время второго пришествия Христа, в день Страшного суда, судимы будут и народы.
       — Да, как есть грех личности и любовь личностей, так и есть грехи народные и добродетели народные. Есть свои добродетели у русских, у немцев, у французов и т.д. И есть ведь общенациональные пороки. И за них. судимы будут народы.
       Не только личности принимали и отвергали Христа, но и народы. Не приняли Его иудеи, отверг Его и русский народ. Ведь принимал же он Христа тысячу лет назад при князе Владимире именно как народ. И отверг в начале века тоже как народ. Ведь это была национальная трагедия — революция, гражданская война...
       Человечество — это не банка с горохом, где каждая горошинка отдельна от другой. Нет, оно как стручец гороховый — где все взаимосвязано: одна энергия, одна жизнь, одним соком горошины питаемы. То есть человечество — это единое древо, род, от которого и пошло слово “народ”. Библия нам и дает эту картину от Адама и Евы — от одного древа. И если на нем страдает одна ветвь, то от этого страдает и все древо. Эта взаимосвязь и взаимозависимость всего сущего на земле очевидна.
       Была такая византийская императрица Евдоксия, которую смело обличал святой Иоанн Златоуст и которая отправила его в ссылку. По пути туда он и скончался, и похоронен был в городе Команы. Сын Феодосии, ставший после смерти матери императором, претерпевал много мук и бедствий государственных из-за нее — своей матери. И только тогда это все прекратилось, когда он у гробницы ее принес покаяние за гонения, которые она учинила на святого Иоанна Златоуста. Потом сын поехал к могиле Иоанна Златоуста, сам участвовал в перенесении мощей святого через 30 лет после его кончины в Царьград. Таким образом он искупил вину матери и восстановил внутреннюю духовную правду, попранную ею. Только после этого благоденствие пришло к правителю императору Феодосию II, в его отечество.
       Вот так же и наше общество, не будет оно благоденствовать ни при рынке, ни при демократии, ни при самодержавии — да кто бы ни пришел к власти! — пока всенародно не принесет покаяния в своих грехах — в грехе богоотступничества, в грехе цареубийства, отцеубийства, царь-то был батюшка... В этом должно быть принесено общенародное покаяние и в грехе поругания собственных святынь, своей веры, своей культуры, быта и много еще чего. Когда оно будет принесено, тогда Божье благословение может почить на нашем народе. Но без этого покаяния не будет нам Божьего благословения. И мы должны покаяться и за отцов, и за дедов, чтобы передать Божье благословение своим детям.
       +++
       “Людям первого допотопного мира дано было времени на покаяние 120 лет, и они были предупреждены, что за грехи будет общее наказание от Бога — потоп. Время шло, а люди развращались и не думали о покаянии и не верили проповеднику покаяния, праведному Ною, — и слово Божие исполнилось в точности. Евреи не верили пророкам, что они будут пленены вавилонским царем, и продолжали идолопоклонничать — и пошли в плен, и Иерусалим был разорен, и все богатство перешло в Вавилон. Современные Иисусу Христу иудеи не уверовали во Христа как в Мессию и умертвили Его крестною смертию, и пророчество Христа о падении Иерусалима вскоре исполнилось. Иудеев истребили римляне без пощады. Так и в нынешнее время народ обезумел, не внемлет воплю Святой Церкви, говорят — это сказки, нас обманывают священники для своего дохода. О слепые... не на ваших ли глазах все события, предсказанные Евангелием и ныне сбывающиеся? Вот война истребительная, голодовка, моровые поветрия. Неужели и теперь не верите в Правосудие Божие? Господи, спаси народ русский, Церковь Православную в России — погибают: всюду разврат, всюду неверие, богохульство, безначалие...”
       Из проповедей святого праведного
 протоиерея Иоанна Кронштадтского, 1907-1908 гг.
       +++
       “Я прошу Тебя, Отче Святой: Я покидаю этот мир и возвращаюсь к Тебе, а они остаются в этом мире;
       храни же именем Своим тех, которых Ты дал Мне, чтобы они пребывали в единении, как и Мы с Тобой...”
       Евангелие от Иоанна. гл. 17.
 Первосвященническая молитва Господня.

КОГДА ВЗИРАЮ Я НА НЕБЕСА...

      “В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. ...И создал Бог два светила великие: светило большое для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем ц ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый”.
       Ветхий Завет. Бытие.
       +++
       А какой должна быть любовь к Земле, на которой мы живем, со всем ее живым и неживым миром, какой должна быть любовь к Вселенной, в которой вращается, дышит, живет, плачет и смеется, несмотря на все ужасы, этот маленький земной шар? Но прежде чем обратить свои взоры к Земле и Космосу, попытаемся определить для начала: а что есть человек в этом огромном мироздании?
      — Отeц, Геннадий, каждый из нас — крошечная песчинка по сравнению с земным шаром, а уж о Вселенной я молчу. Что представляет из себя человек в этой космической цепочке? Действительно пылинку? Но мы — не “пыльна ветру”. И любой человек каким-то особым чувством ощущает, что это именно так и. что пребывание наше на Земле исполнено особого, таинственного смысла. И многие ученые склоняются сейчас к тому, что человечество во Вселенной уникально и нет никого подобного ему в этом огромном мире. Но почему тогда тот мир. что вне нас. так огромен? И таких непостижимых вопросов о тайнах нашего бытия множество. Я сейчас обращаюсь к вам не только как к священнику, но и как к человеку науки — в прошлом физику, — который тоже размышлял над этими вопросами и находил какие-то ответы.
       — Иными словами говоря, вы спрашиваете: зачем на семью в два-три человека дом с пятьюдесятью комнатами? Их все не только не обиходишь, но и побывать в них не успеешь.
       И в самом деле, зачем человеку нужно столько планет, столько галактик? Звезд только невооруженным глазом видно шесть тысяч. А уж сколько их на самом деле! “Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне дна...”
       Так к чему же это великое пространство для такого небольшого количества таких маленьких жильцов Земли?
       — И к тому же не летающих...
       — И никогда не бывавших в этих “комнатах”. Зачем тогда эти “комнаты”? Я тоже об этом часто думал в детстве. И как-то мне этот вопрос своеобразно открылся в обратном направлении — в направлении ухода в микромир. Это так называемый антропный принцип, о котором сейчас говорят в научном мире, т.е. признается, что человек все-таки один, и Вселенная существует для человека.
       Вот смотрите: для того чтобы был человек, нужны все его клетки. Для того чтобы были клетки, нужны молекулы, из которых они состоят. Для того чтобы были молекулы, нужны атомы и элементарные частицы, из которых молекулы состоят. Атомы и элементарные частицы образуют целые микрогалактики, не менее поражающие воображение, чем макро. И если брать числа, то порядок этих чисел для физика, изучающего микромир, такой же, как и для того, кто изучает макромир, т.е. как для астрофизика. Только одни цифры — в положительной степени, а другие в отрицательной.
       Значит, весь этот гигантский комплекс микрочастиц необходим только для того, чтобы был один человек. То есть я сам — уже целый космос, я сам — уже вселенная, я сам — уже миллиарды галактик, планет и систем, функционирующих по удивительным законам квантовой теории и т.д.
       И тогда уже близка другая мысль: оказывается, чтобы мы были, нужны миры, так как мы сами состоим из миров. А теперь поразмыслим в другом направлении. Для того чтобы был человек, нужна земля. Это нам понятно. А земле нужен воздух, нужна атмосфера. А это уже довольно большой “дом”. Но чтобы была земля, нужно солнце, вокруг которого она должна вращаться.
       Значит, для того, чтобы я один существовал или со своим семейством, уже нужна “квартира” размером с солнечную систему — не меньше. Но для того чтобы “была солнечная система (ведь Солнце тоже двигается по своей орбите), нужна галактика, в которую входит Солнце.
       И когда доходишь мыслью до этого, то многое не кажется абсурдом. Для того чтобы на земле могло быть все то, что есть, чтобы происходили все реакции, чтобы была атмосфера и чтобы кислород и водород образовывали воду и т.д., нужны целые солнечные системы и галактика. А чтобы была галактика, наверное, нужны мегагалактики. И уже в обратном направлении, не в микромир, а в макромир, все это разворачивается в стройную систему.
       И тогда действительно стоишь и вместе с псалмопевцем Давидом говоришь: “Когда взираю я на небо, на солнце, на луну, на звезды, то что есть человек, что Ты посещаешь его, что Ты помнишь его?..”
       Стоит человек, смотрит на небеса и с изумлением начинает понимать: этот огромный мир был нужен для того, чтобы он, человек, был. И хотя никогда я в этих “комнатах” не бывал и никогда не побываю, но, оказывается, они необходимы для того, чтобы была та конкретная “комната”, в которой я живу, для того, чтобы был я сам, ибо я сам — уже вселенная.
       — А этот маленький человек, если отсчитывать от него в одну сторону — в микромир и в другую сторону — в микромир, он на какой части этой “оси” находится?
       — Посередине. Земля находится посредине и человек.
       — То есть человек, “я” — это центр вселенной?
       — Да, мы Птоломея высмеяли, но теперь по восходящей спирали опять возвращаемся к его теории.
       И в этом огромном тварном (Богом сотворенном) мире человек — отображение Бога, образ Бога. И по воле Создателя в центре этого мироздания и воссиял через человека образ Божий.
       Человек является некоей скрепой, скрепляющей этот микро и мегамир, являющейся его серединной точкой, его связующим звеном. Если взять два шара, соединить их, то эта точка соприкосновения принадлежит той и другой сфере. А все остальные точки принадлежат уже либо той, либо иной сфере. Но эта общая точка, единственная.
       И в жизни земной так же: все принадлежит либо видимому вещественному миру, либо невидимому духовному миру. И только человек принадлежит обоим этим мирам, ибо имеет душу и тело. Тело его принадлежит вещественному миру, зримому и осязаемому, а душа — миру невидимому, духовному. Человек же — точка соприкосновения этих двух миров, которые оба в нем существуют. В нем сливается воедино целая вселенная материальная и целая вселенная духовная.
       Кстати, я слышал от космонавтов, что после полета с ними происходило некоторое внутреннее духовное изменение, после того, как они впервые сами своими глазами видели со стороны Землю, — эту голубую планету в космических пространствах. С ними что-то происходило, т.е. возвращались они на Землю не такими, какими улетали. Ибо они приобретали новое чувство — чувство землян. Вот мы говорили с вами о россиянах. А у этих россиян появляюсь чувство землян (которое у нас в суетных буднях, может, и не появляется), что мы на одном корабле, что мы — одно, что мы — земляне...
       — Если и появляется, увы, ощущение это надолго в наших сердцах не задерживается.
       — Я был на встрече частного характера с одним космонавтом. В комнате нас было не так уж много. Он несколько раз летал и космос, рассказывал о космосе, несколько раз задевались вопросы религи озные, но очень косвенно. Из его oтветов было ясно, что он — материалист, Бога не знает и никакого религиозного опыта не имеет. Много рассказывал о кораблях, о том, как все эти полеты совершаются и т. д. А было это первого августа, уже к вечеру — к дню памяти Ильи пророка. И прямо с этой встречи я поспешил в храм, ко всенощной, что служилась на Ильин день, на день того пророка, который на огненной колеснице был взят живым на небо. И я участвовал в богослужении, которое шло в прекрасном, величественном православном храме. Ощущение осталось от того дня такое: там, где я видел живого космонавта, не раз бывавшего в космосе, я чувствовал сплошную заземленность, вещественность. Я не чувствовал космоса. Но в храме, где не было никакого космонавта, где большей частью молящихся по тому-то времени были бабушки, я чувствовал космос, я чувствовал небо, я чувствовал Илью пророка, возносящегося на огненной колеснице. Я чувствовал свое единство со всей Вселенной — этой и той, иной, невидимой. И мне кажется, русский космизм — это не то, о чем рассказывал космонавт на той встрече, это не первые наши спутники и ракеты, это даже не полет Гагарина в космос — первый в истории человечества. А это то, что было пережито в храме. Вот там я ощутил космос и связь с небом. В храме было небо, а не там, где шел разговор, образно говоря, о гайках, винтиках и шурупах.Космос был , под сводами храма.
       — Но для этого необходимо не вещественное, а духовное освоение человеком космоса.
       — Разумеется. Ведь преподобный Серафим Саровский тоже восхищаем бывал. Не на “Восходе”, не на “Востоке”, не на “Союзе”, а землю тоже со стороны видел и в иных мирах был.
       — Куда космическому кораблю не войти...
       — И апостол Павел в те миры возносился при жизни на земле. Вот тот путь к природе, путь святости, путь Авиды (отца знаний). Когда человек сохранял сначала свое сердце и очищал его в своем стремлении к Богу, он действительно становился космическим, если хотите. Может, молился отец Серафим и о иных мирах и галактиках, нам не дано это знать. Но ведь он был в иных мирах, видел не просто атмосферу, как ее видят космонавты, ему открывалось иное. Серафим Саровский видел голубую дымку над Россией. А это дымка фимиама молитв русских людей. Этого не видели наши космонавты, пользуясь только иллюминатором и физическим зрением.
       — А где он сейчас, фимиам-то?..
       — Ну, сейчас бы преподобный Серафим какое-нибудь смрадное облако увидел. А они этого не видят. Духовное видение — то же восхождение в иные миры и в космос. И святым открывались глубинные законы природы. Но это уже божественная физика...
       Мы же обычно говорим о Гагарине, который в космос летал и Бога не видел. Мы — это первый спутник, первая ракета, первый выход в космос. Но не все посетившие космическое пространство так, как мы, воспринимали эти полеты. Вспомним первый полет человека на Луну. Два человека тогда вступили на поверхность ее — Армстронг и Олдрин. Два человека — два мира. Армстронг, когда сделал первый шаг, сказал: “Этот маленький шаг человека является великим шагом всего человечества”. Сродни горьковскому “человек — это великолепно, это звучит гордо”. А Олдрин, который вслед за ним ступил на Луну, прочитал восьмой псалом Давида: “Когда взираю я на небеса Твои дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил. То что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?”
       Вот с этими словами астронавт Олдрин ступил на Луну.
       Другой астронавт, Ирвин, на Луне даже причащался. Он брал Дары, которые там принял и, впоследствии, нес пастырское служение. Как видите, совсем другое мироощущение и мировосприятие...
       Вы прочитайте один из последних псалмов Давидовых — это гимн, в котором сливаются голоса видимых и невидимых существ, ангелов и людей и всей природы, живой и неживой. И все сливается в единый космический хор, прославляющий своего Творца.
       +++
       “Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних.
       Хвалите Его, все Ангелы Его, Хвалите Его, все воинства Его.
       Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его, все звезды света.
       Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес.
       Да хвалят имя Господне, ибо Он сказал и они сделались, повелел и сотворились.
       Поставил их на веки и веки; дал устав, который не прейдет.
       Хвалите Господа с земли, великие рыбы и все бездны.
       Огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его,
       Горы и все холмы, дерева плодоносные и все кедры,
       Звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые,
       Цари земные и все народы, князья и все судьи земные, юноши и девицы, старцы и отрок -
       Да хвалят имя Господа; ибо имя Его единого превознесено, слава Его — на земле и на небесах.
       Он возвысил рог народа Своего, славу всех святых Своих, сынов Израилевых, народа близкого к Нему, Аллилуйя.”
       Ветхий Завет. Псалом 148-й.

А ИМЯ ЕМУ ВАВИЛОН

      “Блаженно и величественно было жилище Адамово. Нечестиво и горько было место, где обитал Лот. Но в обители жизни умер Адам, а Лот среди мертвых сохранил жизнь, потому что восхотел жить. Свобода наша по собственной своей воле делается и победительницею и побежденною”.
       Святой Амвросий Медиоланский,
 IV век.
       +++
       — Мы — дети галактики, но самое главное — мы дети твои, дорогая Земля...” — пели мы когда-то. И пели еще о том, что не рокот космодрома снится покоряющим космос, а зеленая трава у дома. Мчится наш земной шар — этот крошечный корабль в бесконечности. Что ж мы делаем на нем, пассажиры этого корабля?
       И продолжая беседу с отцом Геннадием о любви к Земле, я, конечно же, не спрашиваю его, достойно ли мы себя ведем, ибо и слепому видно, что наше отношение к Земле беспощадно. Его можно назвать одним словом — “надругательство”. И не может быть мира там, где дети издеваются над матерью.
       — Я не верю в инопланетян, — говорит отец Геннадий, — но если б какие-нибудь марсиане появились и попросили рассказать о Земле, об ее истории, то мне стало бы стыдно перед жителями другой планеты, как стыдно бывает всякому любящему Отечество за грехи своей родины, ибо он — частица ее.
       Мне бы стыдно было за то, что творил когда-то на нашей земле какой-нибудь вавилонский деспот, за то, что римские патриции могли вкушать трапезу, когда в этом же зале в это же время гладиаторы проливали свою кровь, за Ницше, за фашизм, за безбожие... За блуд, который расползся по всей земле, за СПИД...
       Вдруг все эти явления стали бы иметь какое-то отношение и ко мне, ибо я — землянин. И я не смогу уже этим марсианам сказать, что я ко всем грехам разных времен, разных народов никакого отношения не имею. Ибо все это было на планете, на которой я живу, ибо все живущие на ней, как и я, земляне. И я уже буду стыдиться и краснеть за то, что у нас все это было, за то, что войны у нас не затихают и семьи наши распадаются...
       —И на свалках находят мертвых младенцев и. живых детей голодных, брошенных родителями. Страшный мир...
       — Высшая монашеская степень — это великая схима. Так вот, схимник — это тот, кто молится за весь грешный мир. Любой из нас может встать и сказать: “Господи, спаси мир!” Но это ничего не даст. А схимник тот человек, который действительно вмещает всю землю в свое сердце и предстоит пред Богом в молитве за этот мир.
       Вот видите, мы начали говорить о любви к Земле, и она сама опускает нас с высот своих к нашим злободневным проблемам. Ведь Земля — это наш дом. Дом, в котором мы живем и который мы, увы, не бережем. Когда Господь сотворил Адама и Еву, он дал им повеление владычествовать и охранять ее. И Авель, сын Адама, был пастырем, оберегал стада. Он ничего с ними не делал, только хранил их, берег, пас творения Божий, ему врученные. Другой сын Адама и Евы, Каин, пытался как земледелец переделывать землю, он вторгался в ее недра, видоизменяя ее. Это и есть путь цивилизации, путь покорения природы, не духовного, а физического, чтобы физически ее заставить работать на себя.
       — Мы не должны ждать милостей от природы, взять их у нее наша задача. Этот лозунг покорения природы нам с детства врезали в сердце...
       — Но простите, а чем природа перед нами провинилась, чтобы ее покорять? Что за наполеоновские, захватнические замашки? Даже такой мыслитель — его считают православным, — как Николай Федоров, в начале века учил покорению природы, уверяя, что без этого не может быть воскресения, и прочее.
       Но это учение страшное, не в православии корни его... Федорову, может быть, простительно: он не знал еще, во что это выльется. Так же, как Фредерику-Жолио Кюри было простительно, что он брал в руки радий, и его коллегам. Сейчас за это любого студента отчислят из университета. А это были гениальные физики, им давали Нобелевскую премию. Они просто не знали, к чему это приведет. Федоров тоже не знал, а мы-то знаем, к чему приводит покорение природы! И сейчас продолжать восхищаться этой идеей и продолжать покорять природу — это сознательное нарушение заповеди о любви к ближним, ибо природа и Земля — это наши ближние.
       Кстати, Адам изначально, даже не имеющий Евы, не имеющий семьи, имел вокруг себя сад и имел животных, которые пришли к нему, и нарекал им имена, чтоб выразить существо каждого из них. Если говорить вульгарным современным языком, Адам был крупный зоолог: он знал природу и всех животных. Но знал не потому, что учился зоологии, а потому, что был образом Творца этих животных и ему открывался их строй, природа, сущность. И | единственное, что его с ними связывало, — это любовь. Он любил творения своего Творца, венцом которых был сам. И там, в раю, львы не терзали антилоп, и кошки не пожирали мышей, и не кусали комары Адама. То есть природа существовала гармонично, ибо она еще не знала греха. А с грехопадением человека мир пришел в расстройство, в него вошло зло. Человек не послушался Бога, теперь тварь перестала слушать человека. И тварь стала бояться человека. А человек действительно стал хищнее зверей. Существует диссонанс, страшное расстройство в нашем мире. Теперь человек в поте лица добывает хлеб. Он извлекает из земли себе пищу, одежду. Хотя должен был быть только пастырем, как Авель. Теперь же он стал “земледельцем”, как Каин, то есть преобразующим природу. (Вот как давно началась эта война). И все с большим остервенением человек накидывается на природу, заставляя ее работать на себя. В этом греховная суть вавилонской башни, которая, сколько бы ее ни строили, все равно недостроена и разрушится. В этом суть и европейской цивилизации, которая, по крупному счету, с эпохи Возрождения стала воздвигаться по вавилонским образцам, а теперь покорила весь мир. Европейский цивилизованный строй покоряет сейчас все народы.
       — За ним гоняются, нам его все время в пример ставят...
       — Теперь и Япония даже такова, и кто только не последовал ему.
       И вот в этот греховный мир приходит Христос. Во время сорокадневного поста пошел Иисус в пустыню, “и был Он со зверями”. Мы говорим о том, что они — страшные, злые. Но злых зверей не бывает. Злы только духи — падшие и нечистые, вселившиеся в животных. Звери же — прекрасное творение Божие, но с падением человека одолеваемое нечистым духом. Причем и сам нечистый дух разный. В Священном Писании это отражается. Скажем, дух лукавства более овладел лисой. Дух свирепости -львом, дух беспощадной злости — волком, боязливости и трусливости — зайцем. И духи эти нечистые, овладев зверьми, действуют через них,
       И когда Христос — как Его еще называют, второй Адам, пошел в пустыню, то... если первому Адаму были приведены все животные прекрасными, то на второго Адама ринулась вся эта хищная рать. Точнее, ринулись на него те нечистые духи, что были в них.
       И вот ринулись они на него, но когда приблизились, то почувствовали своего Владыку, и вынуждены были отступить духи нечистые. И первое изгнание нечистых духов произошло, может быть, из этих одержимых и не повинных в том (ибо человек в том повинен) животных.
       Потом они уже ласкались ко Христу, как те первые животные к Адаму. Восстановилась изначальная гармония мира. Ибо Христос пришел спасти не только человека, но Землю, весь Космос и всю Вселенную. И со Христом та гармония, что была в раю, вновь восстановлена. Мир преобразился. Мы это видим в житиях святых. Мы знаем Герасима Палестинского, которому лев возил воду. А Марии Египетской, когда она скончалась, лев вырыл могилу. Преподобный Сергий Радонежский мирно уживался с медведями, зачиная в глуши Радонежских лесов Троице-Сергиеву лавру, как и намного позже, уже в XIX веке,, мирно сосуществовал с ними Серафим Саровский.
       Исключительное отношение к животному миру было у известного католического святого Франциска Ассизского, который мог беседовать с птицами. И они, собравшись стайками, слушали его. После того он осенял их крестным знамением, и они крестообразно на все четыре стороны разлетались. Его ученики беседовали даже с рыбами, которые, выстроившись рядами, высунув свои носики, слушали их, после были благословляемы и уходили опять в воду.
       С самим Франциском был случай, когда в одной деревне волк поедал овец, и святой пошел прямо в чащу, где обитал зверь. Крестьяне отговаривали его, зная жестокий нрав волка. Он и в самом деле кинулся злобно, но Франциск, который всегда называл зверей братьями, сестрами, тут же обратился к брату волку с увещеваниями. И волк, очутившись вдруг перед иной реальностью, не похожей на ту, что вокруг, останавливается и, присев на задние лапы, поднял передние. Волк начинает служить человеку, как это делает преданная собака!
       Такого не добился ни разу за всю историю цирка ни один дрессировщик. Львов и тигров дрессировали, но не волков. Так вот, Франциск отчитал зверя за его нехорошие дела и сказал, чтобы он пошел и попросил прощения у крестьян.
       В село они вернулись уже вдвоем. Когда изумленные крестьяне вышли навстречу, волк, присев на задние лапы, стал служить им. Он не будет больше задирать овец, сказал Франциск, но брат волк хочет есть, и его надо кормить. И в течение полутора лет волк жил в этой деревне, ходил от дома к дому, ему выставляли еду. Так он там в деревне и скончался.
       — Тихо и смиренно... Честное слово, я выслушала эту историю с тихим восторгом, забытым уже со времен детства, когда слушала сказки. Видите, сравнение какое. Сказки... скажут неверы и маловеры. А верующие, которые сердцем понимают, как и почему такое чудо происходило, объяснить его, увы, не смогут...
       — А чудеса бывают, когда святость побеждает злобу, побеждает дух зла и восстанавливаются отношения любви.
       Ведь дрессировщик тоже владеет зверьми, они его слушаются, но для этого он пользуется кнутом, иногда и пистолетом, иногда и пряником. Пользуется своим умом, хитростью, смекалкой, в конце концов (назовем это наукой дрессировки) он заставляет зверей работать на себя.
       Но преподобный Серафим не дрессировал медведя, и святой Герасим льва не дрессировал. Они побеждали дух злобы духом любви. Между святым и зверем был Бог, а Бог есть любовь. Между дрессировщиком и зверем нет никого, он действует прямо: ты — я. А святой — через Бога. Это уже не прямая, а треугольник, где все озаряется светом любви, В этом суть.
       После того, как святая Мария Египетская перешла через Иордан, реку не надо было спасать. Но после того, как мы овладели Енисеем, — его спасать надо. После общения святых со зверьми их не надо было заносить в Красную книгу. Но после того, как мы овладели животным миром, он стал вымирать и погибать. То же самое происходит и с растительным миром.
       Мы неприветливы к природе. Мы относимся к ней жестоко, по-каиновски. Мы порабощаем, мы действительно покоряем ее, как будто она наш враг, мы идем на нее войной и, пользуясь преобладанием своего разума, одерживаем победу. Правда, жестокость этой победы возвращается потом к нам той же жестокостью. Побеждая, мы губим себя.
       Вот она, истинная суть всех наших экологических проблем: цивилизация без Бога — это наша гибель. И все потому, что между людьми и природой нет Бога. Действует лишь безблагодатный ослепленный человеческий разум. А современный человек, увы, как тот математик, ответивший Наполеону на вопрос “а почему в твоей толстой книге нет упоминания Бога”: “Я в этой гипотезе не нуждался”. Он обходился только уравнениями.
       — Обходясь только “уравнениями”, человек поворачивает реки. А потом споры, симпозиумы, куда поворачивать лучше. Потом крики оппонентов и опять споры, симпозиумы и огромные деньги.
       — Это споры строителей вавилонской башни: туда класть кирпич или не туда. Да куда его ни клади, ты кладешь его в Вавилонскую башню.
       — Все равно рухнет... Глядя на Божьи храмы, я часто думаю: вся история на нашей Земле вершится двумя силами: силами, которые возводят храмы Божий, и силами, которые рушат эти храмы и пытаются построить башню Вавилонскую. Но башни падают, а храмы, несмотря ни. на что, остаются...
       +++
       “И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. ...И сказал Господь: не отстанут они от того, что задумали делать. ...И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город.
       Посему дано ему имя Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли и оттуда рассеял их Господь по всей земле”.
       Ветхий Завет.
 Первая книга Моисеева. Бытие, гл.11.
       
       ДВЕ КНИГИ НАМ ДАНЫ
       “На звезде, на планете — на моей планете по имени Земля плакал Маленький принц, и надо было его утешить... Я чувствовал себя ужасно неловким и неуклюжим. Как позвать, чтобы он услышал, как позвать его душу, ускользающую от меня?
       Антуан де Сент-Экзюпери,
 “Маленький принц”.
       +++
       — Да, говорит протоиерей Геннадий Фаст, продолжая наш разговор о любви к Земле, — храмы Божий стоят, несмотря на то, что тьмы и тьмы бросаются на их уничтожение, и свидетельствуют о том, что строить надо не башни Вавилонские, а град Небесный. Святые именно его и строили. По мере их восхождения к Богу восходили они к природе, и тогда она сама покорялась им. Именно любовью восстанавливалось то первоначальное на Земле первозданное единство природы и человека.
       Когда мы вели речь о заповеди “возлюби ближнего как самого себя”, то говорили о том, что истинно любит себя тот, кто любит в себе образ Божий, а все, что есть в самом себе Богу неугодное, отвергает. А когда мы любим только себя, то это уже страсть, которая непременно приведет к греху. Страсть сеет гордыню, зависть, тщеславие, самолюбование, обиды, распри, вражду, войны и уничтожение...
       Так и с любовью к природе. Христианин видит в ней прежде всего Творца — образ Божий. В ней отблеск славы Божией, по ней мы можем познавать Творца. Как говорится в Писании? “Небеса проповедуют славу Божию...”
       — И израненная, изуверившаяся душа человеческая тянется к природе, безотчетно угадывая в ней спасительный образ Божий. Даже самая погибшая, казалось бы, душа... Вспоминается эпизод из фильма “Калина красная”, где Василии Шукшин играет роль рецидивиста. И вот ломаный-перело-маный, еще недавно глядевший на белый свет из-за тюремной решетки, он подходит к березке, к “невестушке” нежно гладит ее и начинает с ней говорить... И чувствуешь, как разжимается сердце, зажатое в глухой, немой комок, как теплеет оно. Теперь я понимаю: хоть так, но прикоснулась больная душа человеческая к Богу и хоть чуть-чуть от прикосновения этого уврачевалась. И понятным становится, почему столь разные люди находят в природе утешение, ибо в не уничтоженном еще до конца мире ее блистает образ Божий.
       — Ломоносов говорил, что Бог дал людям две книги: книгу Библии и книгу природы. Если говорить о книге природы, то небо и земля — это как бы ее обложки, две корки. Раскрытая книга дана нам. И надо уметь ее читать. Эта книга, как и Библия, возвещает о Боге. А современный ученый-атеист читает ее как? Ага, буквы написаны черные, вот здесь — красная строка, страница записана не с самого верха, а вот отсюда идут другие страницы, их столько то... И все.
       — Любопытная характеристика для книги...
       — Но именно так выглядит ученый, который фиксирует, допустим, что планеты движутся по эллипсам... и т.д. Он все это описывает — но не видит в книге главного — Творца. Вот такое “прочтение”. Святые тоже читали книгу природы, но видели в ней Творца. И им открывалось многое.
       А кто, не видя Творца, боготворит только природу — тот идолопоклонник. Вроде бы любовь, но это ложная любовь.
      — Отец Геннадий, я представляю, как могут возмутиться столбисты, которые обожают красноярские Столбы, боготворят их. Они действительно любят их со всею страстью души. Даже фильм был “Поклонение камням”, посвященный этим людям. Гибнут иногда, срываясь... Словно жертву берут с них эти камни. И все равно продолжают любить, гордиться столбистским обществом, тем, как относятся друг к другу. Им, вероятно, трудно поверить в то, что их отношение к такому уникальному творению, как Столбы, не есть любовь.
       — Разумеется, у этой любви, у этого общества много достоинств. Но (переиначу чуть слова одного святого): сказав “Столбы”, скажи и “Творец”. И, уверяю вас, с Богом их общество станет еще лучше, а любовь к природе еще больше. Она станет бесстрастной, она станет божественной.
       Ведь те отшельники, которые всю жизнь жили в пустынях и в лесах, наверное, любили пустыни и леса, и не меньше, наверное, чем столбисты свои Столбы. Если Симеон Столпник 47 лет простоял в молении к Богу на столпе, ну примерно таком, как красноярский столб... Тоже, считайте, столбист... Их целый сонм в христианстве.
       — Столбисты и столпники — интересная параллель. Для столбистов общение с природой идет на душевном уровне — на добром, хорошем, но душевном уровне...
       — А столпники — это уже иной, духовный уровень общения с природой. И совершалось чудо, когда природа, столбы эти каменные, не уничтожала, а возвышала человека.
       — Получилось, что не они камням, а камни им поклонились.
       — Так и было, ибо, благодаря подвигу столпничества, возносились они к Богу, становились святыми. А столбисты, увы, выше Столбов и выше поклонения камням не поднимутся.
       И еще... Когда речь идет об идолопоклоннической привязанности, когда страстное боготворение природы, то не надо забывать, что мы в мире сем не одни: кроме нас и этих камней есть еще и бесы. И, как апостол Павел пишет о поклоняющихся идолам, “приносящий жертву идолам приносит ее бесам”. Так что, хотите вы того или нет, но такой человек под формой поклонения камню поклоняется демону. И такое поклонение превращается уже в демонические страсти.
       — И пример тому...
       — А пример — та же магия, колдовство, Джуна, которая выходит молча, воздевает руки ладонями в космос и воспринимает его энергию. А потом ею исцеляет людей.
       Мы уже говорили о том, какой великой ценой платит человек за подобное исцеление, ибо здесь, увы, действует демоническое начало. Ведь в каждом магическом действии присутствует элемент природы, используется в какой-то мере естественная сила — не травы, не целебные воды, — а сила иная. По-разному ее называют. Но Священное Писание нам ясно открывает, что это есть сила духа нечистого.
       И та же Джуна не космической энергией исцеляет, а энергией-бесовской. Ее общение с космосом и слияние с космосом — это фактически выход в демонический мир.
       — Ну тут, я думаю, многие запротестуют и возмущенно скажут: на каком это основании вы можете высказывать такие обвинения? Ведь многие сейчас обращаются к целителям такого рода...
       — Мы уже говорили о том, что христианин не просто любит природу ради природы, он через нее восходит к ее Творцу.
       — Ну да, к высшему духовному ее началу.
       — Также и маги всех видов (а Джуна, не будет отрицать, имеет отношение к магии), тоже поклоняются космосу, природе не ради них самих. И их духовное начало уже не от Бога. В Священном Писании оно называется демоническим. Почему я могу с уверенностью это утверждать? А потому, что передо мною Библия открыта, нам же две книги даны! И там очень ясно сказано, что такое колдовство, что такое ворожба. И какая сила при этом всем действует.
       — Сейчас идет явная активизация этих сил.
       — Сейчас идет чрезвычайное их наступление. Мы целую беседу посвящали всем этим силам.
       — Но они не унимаются... Шучу, конечно.
       — Они не уймутся.
       — Сейчас экстрасенс почти в каждом селении есть, даже потасовки среди них происходят, борьба за территорию...
       — В Священном Писании и об этом сказано, что им дана будет свобода: “Открыта кладязь бездны”. Вот и вышло это все. И будет выходить. Мы говорим сейчас об этом не в надежде, что благодаря нам уничтожатся темные силы, а с пастырским душепопечительством. Для того, чтобы уберечь те души, которые можно еще уберечь от этого зла. Мы не собираемся останавливать ход мировой истории, либо отменить Страшный суд, либо отменить пришествие антихриста, либо остановить нашествие лжепророков и лжехристов, либо запретить осуществление ложных чудес. Господь сказал, что все это будет, и даже предупредил, через кого это будет. И это происходит. Пастырское же душепопечительство в том, чтобы уберечь души людские от величайшего зла, которое надвинулось на всех. И предупредить, что все эти исцеления магические, в конечном счете, оборачиваются злом к исцеленным, это временная приманка, на которую человек попадается. Простой пример: рыба видит прекрасного червяка и заглатывает наживку. Наверное, червяк в это время для нее желанный и вкусный, в нем она видит спасение от голода. Но... оказывается на крючке, от которого уже не может освободиться. Так и человек через подобные исцеления (кому ж не хочется стать здоровым) оказывается “на крючке”, с которого снимают его и, как рыбу на берег, выбрасывают в совершенно иную сферу, где уже не спастись. Вот такая удочка заброшена дьяволом, на которую многие уже попались.
       — Но Бог позволяет всякого рода врачевателям использовать силы природы...
       — Позволяет, ибо создал человека свободным. Используют природу и верующие люди, святые в Боге чудотворцы и целители (они тоже исцеляли, но через Бога и природу — через елей, воду освященную и т.д.). Используют природу и те, кто пошел в услужение бесам. Сама по себе природа объективно существует, но она имеет приобщенность к духовному миру.
       Святые Таинства христианские связывают ее с миром Божественным, и совершаются они именно через природу. В крещении — это вода, в миропомазании — ароматические масла, в евхаристии (причащении) — это хлеб и вино, в соборовании — масло. Употребляются природные вещества, но в действие вступают не их физические силы, а действует на человека благодать Божия. Через природные вещества.
       Так же и в магии действует не само по себе вещество (олово выливают или воск и т.д.), а демоническое начало — духи нечистые.
       — Помните, вы цитировали слова Достоевского, что на Земле нашей дьявол борется с Богом, а поле битвы — сердца людей? Значит, и природа участвует в этом духовном сражении, служа то светлым, то темным силам?
       — Разумеется. Так автор закона о земном притяжении Исаак Ньютон толковал ветхозаветные пророчества Даниила. А в этой книге говорится о том, что все явления, что происходят в мире, являются отображением явлений в высших сферах — в мире духовном. И нет никакой слепой природы, нет никаких слепых явлений, есть слепые люди, которые видят только внешнюю оболочку. Скажем, муравей ползет и видит что-то темное, большое, опускающееся на него. Он не знает, что это сапог, что в этом сапоге нога человека разумного, который куда-то идет и имеет какие-то цели, хорошие или плохие. Это все ему невдомек, он видит только тени и то большое, что надвигается на него. Если б муравей мог описывать то, что видит, он и описал бы: нечто темное и большое.
       А если б муравью сказали, что это человек, допустим, спешит на работу, он бы возразил — глупость! Какой человек, какая работа? Ибо не видит сокрытого.
       И снова повторю, когда человек своим умом, своею силой познает природу и идет по пути диполя — человек — природа, он совершает с христианской точки зрения блуд, ибо блуждает вне Бога и потому грешит. Да, книга природы нам дана, но прочесть мы ее не в силах. Ибо пришли к природе без любви, самооголенные, обнаженные, с сердцем, в котором гордость, самоуверенность, самовлюбленность. (Вспомните сталинский план покорения природы). И в конечном счете становятся природа и человек врагами друг другу. Война эта ведет к страшным катастрофам, к страшным жертвам.
       И когда человек взирает на то, как наказывает нас Бог через природу, он должен еще раз вспомнить о том, что по его вине страдает она, по его вине покорилась суете, стенает и плачет. Плачет и мстит, чтоб опомнились...
       Смотришь на эту красоту, и сердце сжимается: что ж ты натворил, человек—венец творения? Ну ладно бы сам пал, страдал и погибал, но ты и весь мир погубил. Из-за тебя гибнет мир, гибнет Вселенная! Ибо не только человечество, дети человеческие, но и природа поражена проказой греха. И она нечиста. И именно ты, человек, открыл нечистым духам доступ к ней. Человек как форточка, через которую вошло зловоние в мироздание, созданное для нас. И вошла в этот дом, в котором мы живем, с грехами нашими, тьма нечисти всякой. Но от человека же должно прийти и спасение — через Человека и Господа нашего Иисуса Христа.
       +++
       “Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, — потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего (ее), — в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся Тварь совокупно стенает и мучится доныне;
       И не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего.”
       Новый Завет.
 Послание к Римлянам святого апостола Павла, гл.8.

ГЛАС ГОСПОДЕНЬ НАД ПОЛЯМИ

      “А если Господь сотворит необычайное, и земля разверзнет уста свои и поглотит их и все, что у них, и они живые сойдут в преисподнюю, то знайте, что сии люди презрели Господа.
       Лишь только он сказал слова сии, расселась земля под ними. И разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество. И сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю, и покрыла их земля...”
       Ветхий Завет:
 Книга Чисел, гл. 16.
       +++
       И задаю я священнику вопрос, который давно не дает мне покоя.
       — Мне понятны те бедствия, что начались в связи с индустриализацией, с созданием мегаполисов, с научно-технической революцией. Экологическими бедами и катастрофами отвечает природа на наше потребительское, жестокое отношение к пей. Но начались-то они относительно недавно. А до того был и последний день Помпеи, и другие страшные катастрофы, не вызванные насилием человека над природой. И гибли в них младенец и старик, добрый человек и великий грешник. Все равны пред гневом природы. Но вы говорили, нет слепой стихии, есть лишь слепой человек. Как же это понимать?
       — Когда происходит стихийное бедствие, гибнет человек, но не природа. Ни одно землетрясение, ни одно пожарище, ни одно наводнение не привело к гибели природу. Наоборот, все стихийные бедствия приводили к образованию новых озер, новых гор и природа от этого нисколько не страдала. Для нее это естественный процесс.
       — А для человека?
       — Это по причине грехов человеческих “страдает вся тварь”. Таков путь цивилизации, избранный человеком. Вся тварь, весь мир мучится от человеческого греха. Поэтому, если природа время от времени наказывает человека, то это, по крайней мере, справедливо: что посеешь — то пожнешь. Так что все-таки не стихия слепа, слеп человек, который не может уразуметь смысла во всем, что происходит в этом мире по промыслу Божьему.
       — И все-таки... А как же быть со страданиями детей невинных, которые горят в огне стихии или. погребаются заживо под обломками?
       — Невинных? Их нет... Господь напоминает нам через Священное Писание о том, как упала башня и погибли 18 человек. Он говорит: что вы думаете, они грешнее других? Нет, но все так же погибнете, если не покаетесь. Те дети, те невинные, что погибли, например, в Армении, когда было там великое землетрясение, не были грешнее тех людей, что жили в Сибири и не погибли. Но их гибель — призыв к оставшимся: если не покаетесь, все так же погибнете...
       С точки зрения материалистической, не признающей бессмертия человека, да, слепа стихия, бессмысленны все эти смерти. Но если смотреть с точки зрения вечности, то сразу появляется смысл. Ведь когда гибнет человек, он не исчезает. Он переходит в мир иной. Если он не виновен, то и не будет наказан, просто он из временного жительства перешел в вечное. Это непонятно мирскому сознанию. Но религиозному сознанию понятно.
       Да, гибнут дети, люди, которые не сделали ничего плохого... Но мы все до единого находимся под клятвою греха. Возмездие же за грех — смерть, причем за всякий грех, и за тот, первородный грех, с которым мы рождаемся в мир. “В беззакониях зачат есмь, во грехе роди мя мати моя...” — говорится в псалме 50. И дитя, которое не имеет еще никакого личного греха, оно уже рождено во грехах родительских и в этих грехах погибает. А душа его переходит в мир иной. И христианину относиться к этому следует как к промыслу Божьему, как к предупреждению Божьему, как к посещению Божьему, как к вразумлению Божьему.
       И если хотите, как к любви Божией. Как дети должны относиться к наказанию любящих их родителей, так должно относиться и здесь.
       И когда человек взирает на то, как наказывает нас Бог через природу, он должен еще раз вспомнить о том,. что по его вине “страдает, покорилась суете и стенает, плачет природа”...
       — Плачет и мстит, чтоб опомнились... Любопытная такая аналогия: Хрущев вроде как неплохо правил поначалу, и подъем начался в экономике, в сельском хозяйстве. И вдруг случилось невероятное: три или четыре неурожайных года подряд, страшная засуха, кризис с зерном. Все это привело к хрущевской “отставке”. Если б не засуха, утверждают сейчас знатоки, он долго бы еще продержался. Я в ответ говорю, что не могло не быть засухи или другого стихийного бедствия. Он же последние храмы посносил!
       — Перед Отечественной войной в стране оставалось 3021 храм (до революции их было 56 тысяч). За время войны и первые послевоенные годы их число выросло до 14 477. При Хрущеве “отступление” партии перед религией закончилось: вновь стали закрывать храмы, монастыри, усилились гонения на верующих.
       — Я и говорю, каких милостей можно было после этого ждать от природы... или в той же Армении землетрясение прогремело как грозное предостережение свыше, когда стали делить Нагорный Карабах и начали проливать кровь. Получается, что природа соучастница и всех духовных процессов, что происходят на нашей земле. И причем не пассивная.
       — Все эти явления в руках Божьих и нет ничего случайного и в природе. В Священном Писании это раскрывается: есть Ангел воды, есть Ангел огня, есть Ангел тверди и Ангел, держащий ветры, — все четыре стихии. Так еще древние греки учили: земля, вода, воздух и огонь составляют космос. А если говорить языком физики, то это соответствует четырем состояниям вещества: твердое, жидкое, газ и плазма. Четыре стихии, четыре компонента, из которых состоит мироздание... Четыре — это число нашего мира. Потому и крест четырехконечен, ибо он — символ этого мира. Христос спас людей на Кресте, спасая именно четыре конца Вселенной, четыре стороны света. И, кстати, Крест связует их воедино. Четыре конца связуются воедино, а в центре Креста — сердце Христово. Сам Господь нас спасает и все связует.
       А когда мир без Бога, все разрушается и распадается. И даже когда происходят вроде бы естественные природные явления — река вышла из берегов или затряслись горные хребты, — то мы, если б были зрячи, увидели бы борьбу в ангельских мирах. Мы бы увидели Ангелов этих стихий.
       — Тут мы вновь возвращаемся к тому, что все происходящее ни земле есть отображение происходящего в высших сферах.
       — Поэтому не случайно Господь в качестве одного из знамений последних времен перед Страшным судом указует на стихийные катастрофы — глад, моры и землетрясения по местам. Это как человек перед своим концом много болеет. По естественному своему развитию он умирает в старости, но умирает не вдруг и не сразу, обычно болея пред кончиной. Так вот и наша Земля состарилась, об этом писалось уже во втором веке. А когда приходит старость, то приходят и болезни этой старости. И все катастрофы стихийные — они как предсмертные судороги. Была когда-то юная Земля, а теперь ее корчит, она готовится уже к своему концу и переходу в мир иной.
       — Ну если уж говорить о возрасте Земли, споры могут разгореться невероятные. Одни считают, что она молода и дожила -только до “возраста Христа”, другие, наоборот, считают ее древней и исчисляют возраст миллионами лет. Согласия в этом вопросе нет. И все спорящие друг с другом так же дружно станут спорить с вами.
       — Это особая тема. Ну а что касается миллионов лет — таковы современные научные представления, и к ним когда-нибудь будут относиться точно так же, как мы сейчас относимся к научным представлениям, скажем, древних греков или вавилонян, когда речь шла о трех китах, на которых покоится Земля.
       —Но о китах лишь предполагали, а здесь научно доказывают.
       — Но придет время — и эти все анализы и доказательства будут, как те самые “три кита”. А Библия с ее свидетельством, если Земля еще будет существовать, будет и в то время читаться точно в том виде, в котором она существует сейчас.
       Ну, а если научные факты не согласовываются с библейским свидетельством, тогда надо, во-первых, удостовериться в том, правильно ли мы понимаем библейское свидетельство, потому что мы иногда приписываем Библии то, чего она не говорит. Но если мы удостоверились, что верно понимается Библия, именно так, как истолковывают святые отцы, то в таком случае ученым есть над чем подумать, перепроверить данные, переосмыслить их: в чем тут дело?
       — Истинная наука с Божьей истиной никогда не расходится, так, кажется, говорил Михаил Васильевич Ломоносов.
       — Кстати, существуют сейчас довольно основательные научные школы, получившие название креационизма, где разные ученые как раз и находят, что вся совокупность современных научных данных гораздо лучше увязывается с библейским свидетельством, чем со всевозможными эволюционными теориями.
       Например, возьмем геологические слои. Я, конечно, буду сейчас говорить очень утрированно, и специалист-геолог может придраться, если пожелает того. А если пожелает поразмыслить, тогда поразмыслит. Так вот... Общий принцип подхода такой: чем глубже слой, тем он древней по своему основанию. Когда мы застилаем постель и матрац лежит ниже одеяла и покрывала — мы делаем вывод, что сначала был положен матрац, потом — одеяло, и только потом покрывало. Так же рассуждает и геолог. Но дело в том, что в другом месте эти же слои расположены в иной последовательности. Как это объяснить?
       Школа креационизма говорит о том, что более низкие слои не древнее более высоких слоев. Так же, как в торте, более низкий слой не старше верхнего. А образовалась нынешняя картина поверхностных слоев одновременно во время всемирного потопа. И поэтому и существует вся эта мешанина. А геологам приходится создавать различные школы. Одна так объясняет факт, другая — иначе...
       Или возьмем окаменелости рыб. В Южной Америке они есть высоко в горах — в Андах. Как они могли там появиться? Тоже во время всемирного потопа. Он многое объясняет и гораздо лучше, чем всякого рода школы и теории.
       Или есть морские существа, возраст которых исчисляют тоже миллионами лет. Естественно полагать, что за эти годы должна была произойти эволюция этих существ. Но существующие сегодня один к одному совпадают с найденными в окаменелом состоянии. Так что это значит? Либо за эти миллионы лет не было эволюции, либо надо делать вывод, что не было миллионов лет, либо... В общем, начинаются научные блуждания. А с библейской точки зрения тут вообще нет никаких проблем. Была такая-то тварь столько-то тысяч лет назад и есть эта тварь сегодня. Тут не возникает проблем. А у эволюционной теории проблемы возникают...
       — Извините, я вас увела от главной темы нашего разговора. Мы остановились на том, что во всем происходящем с нами и с Землей есть промысел Божий?
       — Да. И святые это видели. Они видели духов, связанных с природой. Они видели смысл всех этих явлений в посещении Божием. Они предвидели пришествие Христа в погибающий от греха и дисгармонии мир и предвидели величайшее посещение Божье — второе пришествие Христа, и предсказывали, что будет оно сопряжено с предсмертной судорогой земли — страшными катастрофами и стихийными бедствиями.
       Если же человек без Бога начинает измерять, даты вычислять, почему участились катастрофы, но при этом совсем не задумывается о духовном смысле происходящего, что это есть предзнаменование конца, что это есть умирание мира, который уже обречен, то он не способен многого узреть. Святые же способны. Об этом апостол Петр так говорил в своем послании: “Придет же день Господень, как тать, ночью. И тогда небеса с шумом прейдут, стихии же разгоревшись разрушатся. Земля и все дела на ней сгорят”. Вот он — конец света. А все эти бедствия — предзнаменования конца, но они только начало болезни. И бедствия эти надо отличать от экологических бед, которые учиняет человек, где не природа губит человека, а человек губит природу. Об этом тоже сказано у Иоанна Богослова в Апокалипсисе: “Когда вострубила третья труба ангельская, то упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде полынь, и третья часть вод сделалась полынью и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки”.
       — Многие вспомнили эти строки, когда грянул Чернобыль, словно о нем сказано.
       — Так оно и есть. Потому что “Чернобыль” по-славянски, по-староукраински означает “полынь” — черная трава. Но не надо думать только о конкретном взрыве, который произошел в тот весенний день 1986 года. Чернобыль стал символом экологического бедствия, катастрофы, которую совершает на земле человек. Это она — звезда полынь, от нее все стало горьким.
       И если в стихийных бедствиях мы находим высшее проявление Божественной любви, когда Бог наказует человека, но посещает по любви своей, даже если это стоит тысячам людей их земной жизни (и тем не менее это любовь — ибо за этим концом бессмертие, иная жизнь), то в экологических катастрофах нет любви, здесь неразумный, можно сказать, даже глупый человек творит глупости, несмотря на всю гениальность своего ума. И за это мы сполна дадим ответ перед Богом.
       — Я все думаю о ситуации, с Богучанской ГЭС. Многие говорят сейчас: все равно уже села переселили, ложе приготовили. — будем заливать землю, вложили же миллионы рублей! Миллионы, направленные на уничтожение естественного живого мира, потребуют новых миллионов. И что принесет нам, красноярцам, еще одно рукотворное море, только Бог знает. Но ничего никому уже не докажешь.
       — Это, как вор, который уже убрал сторожа, рот ему кляпом заткнул, связал, выломал в окнах решетки... Теперь что уж, как не грабить, когда решетки выломаны и сторож связан? А все-таки можно в этот момент опомниться: ничего не взять, решетки вставить, сторожа развязать... И пойти на покаяние. Никогда не поздно покаяться. Да, последствия какие-то необратимые уже наступили, но за покаянием идет возрождение. Господь и природу может возродить, вновь дать ей те жизненные силы, через которые она воспрянет.
       +++
       “Как Ты велик и близок в мощном движении грозы, как видна Твоя могучая рука в изгибах ослепительных молний, дивно величие Твое. Глас Господень над полями и в шуме лесов, глас Господень в рождестве громов и дождей, глас Господень над водами многими. Хвала тебе в грохоте огнедышащих гор. Ты сотрясаешь землю, как одежду. Ты вздымаешь до неба волны морские. Хвала смиряющему человеческую гордыню, исторгающему покаянный вопль: Аллилуйя!”
       Из акафиста “Слава Богу за все”.

ПОДНИМИТЕ ГЛАЗА ВАШИ

      “Поднимите глаза ваши к небесам и посмотрите на землю вниз: ибо небеса исчезнут, как дым, и земля обветшает, как одежда, и жители ее также вымрут, а Мое спасение пребудет вечным и правда Моя не престанет”.
       Ветхий Завет. Книга Пророка
 Исайи, гл.51.
       +++
       — Постигая науку любви к Богу, к себе, к ближним, к родине, восходя по небесной незримой лестнице, мы объяли уже своим взглядом Землю и Вселенную. Прошлое, настоящее... И будущее нашего мироздания.
       — Мы говорили с вами о Суде Божием, о том, что судимы будут не только люди, но и народы, — продолжает разговор отец Геннадий. — В Священном же Писании есть таинственное место, которое свидетельствует о том, что пред Богом и Судом Божьим встанет не только человек, не только народы, но и сам космос.
       В 20-й главе Апокалипсиса говорится: “И увидел я великий белый престол и Сидящего на нем, от лица Которого бежало небо и земля. И не нашлось им места. И увидел я мертвых малых и великих стоявших пред Богом...” Вот смотрите, прежде чем Иоанн Богослов увидел людей, представших на Суд Божий, он увидел небо и землю. И от лица Судии бежали они “и не нашлось им места”. С детства на меня этот текст Священного Писания очень сильно действовал, особенно в ночной час или поздно вечером. Выйдешь и смотришь на небосвод, на этот бесконечный купол, украшенный звездами, мерцающими вдали. И это небо, и земля, и луна, и солнце, и звезды эти — все предстанет пред Богом и не найдено будет им места.
       Так если даже этот космос, эта природа нечисты пред лицем Божиим, так что же тогда ждет там — на Суде Божьем нас, имеющих произвольные, личные сознательные грехи? И опять задумываешься, что же мы натворили! Вазу разобьешь, и то стоишь и смотришь, как же я такую красоту уничтожил. А тут такое надругательство над всем мирозданием, которое мы сделали соучастником нашего греха, бездумно и бездушно издеваясь над Землей...
       — Но у Земли есть и защитники. И не только святые, но и люди простые, которые всей душой болеют за природу. Разве всевозможные движения “зеленых” не примета людского неравнодушия к спасению ее, не примета любви к миру, дарованному нам Творцом?
       — Все эти движения, конечно, хороши, они от доброго чувства, но если они без Бога, то они опять-таки напрасны. “Без Меня не можете творить ничего”. Невозможно спасти природу просто “зеленым” движением, если в нем не будет Христос, только через Христа можно спасти.
       А этот мир обречен, “земля и дела на ней сгорят”, приговор уже подписан. И надо пытаться не продлить агонию Земли, а пытаться спасти ее.
       — Через спасение наших душ?
       — Да. А иные пути спасения, повторяю, напрасны. Это все равно что находиться на тонущем корабле — кому-то плохо, а мы стараемся сбить температуру, унять боль, но корабль-то тонет! Не этим надо сейчас заниматься. Надо схватить этого человека, даже с болью его, надеть на него спасательный круг и спасти его от всеокончательной погибели и потопления.
       Первый мир погиб во время великого потопа в водной стихии. А второй погибнет в огненной стихии. И вот это спасение от потопления нашего и всего мира в грехах совершается как раз молитвами святых, совершается в Церкви. В ней спасается не только человек, но и Вселенная. Господь нас спас крестной смертью на четвероконечном Кресте, который все соединяет воедино,всех соединяет во Христе. А центр христианства — это Божественная Литургия — это Евхаристическая жертва Тела и Крови Христовой, приносимая “от всех и за вся”. Так возглашает священник на Божественной Литургии перед причастием. Эти слова слышат все в храме. Но в алтаре произносится еще молитва, которую слышат только находящиеся там, за Царскими вратами и иконостасом. Евхаристическая жертва приносится о всех прежде почивших отцах, праотцах, пророках, апостолах, проповедниках, евангелистах, мучениках, воздержниках и т.д. Жертва приносится о живых, об усопших, об архиереях, о священниках, о всех людях. А потом священник произносит слова о Вселенной, о Святой Соборной и Апостольской Церкви.
       Хочу обратить внимание на это слово “о Вселенной”. Мне как-то оно особенно близко и дорого. Практически каждый раз за Божественной Литургией оно особо переживается. Вот ты стоишь перед Престолом, перед тобой — Святая Чаша, возносятся Святые Дары — о падших людях и об архиереях, о живых и умерших, о древних праотцах и о потомках наших... И наконец — о Вселенной. И здесь обретает Евхаристия космическое значение. Оказывается, эти Святые Дары, что сейчас пред тобой, в этой Святой Чаше приносятся умилостивительной жертвой за весь Космос и все мироздание! Вот оно где “зеленое движение”, вот где спасение мира. Здесь мы уже не “утоляем головную боль”, а спасаем тонущих. Ведь Вселенная страдает по моей вине. Я, падший ее владыка, согрешил, и по моей вине она покорилась суете и мучается. И вот теперь я этими грешными руками сподоблен вознести Дары за нее — Дары Христовы, дары Его Тела и Крови, Дары Его Божественной любви.
       В этой Евхаристической жертве находят свое очищение и обновление все люди, весь Космос, весь мир и вся Вселенная. Но чудо это сокрыто от мира. Люди и в храме-то не бывают, не говоря уж об алтаре, и не причащаются. Не желают они принять Дары Божественной любви...
       Но вы знаете, все-самое главное и великое сохранено, оно есть. И там, в глубине христианского храма, в алтаре, в этой тайной молитве священника совершается величайшая тайна спасения Космоса и всей Вселенной.
       — И чудо это происходит каждый день во время Евхаристии, когда хлеб и вино претворяются в источник бессмертия — Тело и Кровь Самого Христа. Но в истинные чудеса. Богом дарованные, мы потеряли способность верить. От помощи Божьей — того же причастия — отказываемся. И бьемся, бьемся... Из самых добрых побуждений пытаемся что-то сделать. Что ж, получается, не нужно все это?
       — Я так не сказал. Вера без дел мертва. И мы, священники, призваны не только стоять в алтаре и совершать жертву, мы должны потом пойти из храма и делать то, о чем только что молились и говорили. Конкретные дела по благоустроению природы тоже есть дела веры. Но они не напрасны только тогда, когда это действительно дела веры, ибо тогда совершаются они с благословения Божьего. Тогда Господь благословит и природу. И через подвижников мы знаем, что так оно действительно и происходит.
       — Я вот думаю: в космос-то мы прорвались, не благословясь.
       — Конечно, не благословясь. А вообще наука благословлялась?
       Благословлялись ли создатели паровоза, благословлялся ли Леонардо да Винчи на свои изобретения? А в христианстве даже такое доброе дело, как молитва и милостыня, не считается добром, если человек делает это на то не благословясь. Все, что ты делаешь не благословясь, служит во славу твою, питает гордыню твою и самоутверждение. А по благословению если делать дело, то творится оно уже по послушанию и всякий успех не себе приписываешь, а благодати. Без Меня не можете творить ничего, говорит Господь. А не то что в космос летать.
       — Так что ж получается, познание природы тоже Вавилонская башня?
       — Нет, конечно. Вавилонская башня то, что мы творим с этими законами, и то, как мы их познаем. Греховно мы все это творим, потому что'делаем все без Бога и Его благословения.
       А если без Бога творить, то любое дело, любое движение, тех же “зеленых”, обречено в лучшем случае на ничто или даже на провал. И не потому, что плохо оно само по себе, а потому, что нет в нем Бога. Это все та же жажда рая земного, это все тот же коммунизм, все та же социальная справедливость, которые мы пытались и пытаемся построить на земле, но без Бога.
       — В общем, и тут вавилонские башни. Куда ни кинь — кругом они, как такому миру в огне не сгореть...
       — Но гибель мира в огне, как и переход его в новое бытие, которое обретет природа через Страшный Суд, — это не просто механические действия Бога: одно погубил, другое сотворил. Это внутренний процесс. В юридической практике только так бывает: посадили преступника, освободили. Но истинный педагог не сажает и не освобождает, он видит, что происходит в душе человека, и воздействует на него иногда наказанием, а иногда прощением.
       Так и здесь. Это будут не механические юридические акты и постановления Бога-Отца над его творением. Это— внутренний процесс. Ведь гибнет какая Земля? Грешная, сгнившая во грехах. На этом гнилье, как птица Феникс, о которой мы уже говорили, рождается новое Небо и новая Земля. И рождаются они из нового сердца человеческого. Вот когда в человеческом сердце новая жизнь появится, тогда будут новое Небо и новая Земля.
       Но, увы, многие, в том числе и современные “зеленые”, этого не ведают и идут другим путем, который не имеет на себе печати духовного понимания происходящего с нашей несчастной землей. И нет этой земли и этому небу места в будущем вехе, они сгорят в огне Страшного Суда,. Но дальше Иоанн Богослов пишет: “И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали...”
       А “зеленые” как раз тщетно пытаются, и зачастую без Бога, реставрировать прежнее небо и прежнюю землю. Но они минуют... “И моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: Се скиния Бога с человеками...”
       То есть вот новая скиния — новый дом, новое мироздание, где уже будет жить Бог с людьми. Так Господь творит все новое, ибо “древнее прошло”.
       — Вот это последнее видение Апокалипсиса — новое небо и новая земля — оно почему-то упорно не замечаемо нынешними многочисленными толкователями этого пророчества.
       — Увы. Но не только небо и земля обновятся. Ведь душа и тело человека — это тоже небо и земля. И душа человеческая должна стать новой (новым небом) , и тело его тоже должно стать новым, преображенным (новой землей). По мере того, как человек обновится, обновится и вся тварь, все сотворенное Богом. И это обновление произойдет во Христе и через Христа.
       Любовь Божия, космос и человек... Как крепко связан человек, если вниз смотреть, то с Землей, если вверх — то с Богом. Он между ними. И через любящее сердце человека спасается мир.
       Наша Церковь освящает и осуществляет весь круг миробытия. Особенно полно это было в средние века, во времена той самой Святой Руси. Освящение поля, молебен перед началом сеянья или жатвы, освящение источников, освящение колодцев и даже пчел и т.д. Освящалась сама природа. В Великий Пост на Крестопоклонной неделе выпекались постные кресты, их вкушали не только верующие, их давали скоту. Весь мир воцерковлялся, освящался.
       — Был воедино с Богом.
       — Именно так. Вот оно начало пакибытия, начало преображения, когда через человека, который с верою, духовно подходил к каждой твари, к каждому колоску, через него освящался весь мир и ликовал. Через него, принявшего в себя Христа, придет и спасение этому миру.
       Да, мы говорим часто о конце света и о Страшном Суде. И этим как будто все обрывается. А в Церкви говорят еще чаще о пакибытии, т.е. о новом бытии, втором бытии, вечном бытии, которому надлежит быть. И к этому пакибытию мы и идем. И Господь приведет нас к этому обновлению. Как и души наши, небо и земля очистятся от греха. И выйдут из этого горнила обновленными и прекрасными. +++
       “Душа моя, душа моя... раскрой глаза и поднимись с греховного ложа, решись служить Богу живому и истинному, как ты служила доселе идолам страстей. А все прочее уже готово к твоему спасению. Готово Евангелие для вразумления тебя во всех случаях жизни, готова драгоценная одежда заслуг Христовых для прикрытия твоей духовной наготы, готово тело и Кровь Сына Божия для насыщения твоего глада, готов елей и бальзам для уврачевания твоих ран, готова всемогущая благодать Духа Святого для подкрепления твоих слабых сил, готов малый венец для увенчания твоих малых подвигов.
       ...Да пощадит тебя Христос Бог! Слышишь ли, как Он гласом Евангелия вещает с преднебесной вечери своей: и еще место есть. Это место для нас с тобою, душа моя! Поспешим же сделаться его достойными, доколе не наступила полночь, не затворились двери чертога, не угас елей в светильнике жизни нашей!”
       Из сочинений преосвященного
 архиепископа Иннокентия Херсонского, XIX век.

ПОМЯНИ МЕНЯ В ТВОИХ МОЛИТВАХ

      Истекает земной срок .всему — и бессмертной душе человеческой. А что там, в мире неведомом? Какие странствия и испытания ждут душу? И теряют ли связь с нею те, кого она оставила на земле? И как складываются отношения живущих с теми, кто покинул мир земной? Эти и множество еще вопросов остались неотвеченными. Так родилась идея написать нечто вроде эпилога к завершенному уже циклу бесед.
       Опасно касаться мира, неведомого нам. Отец Геннадий рассказывал как-то притчу о двух братьях, которые долго спорили, как там — на том свете? И, оставшись каждый при сроем мнении, договорились — кто первым умрет, тот явится во сне и скажет, кто из них был прав. И действительно по смерти один из братьев явился другому и на нетерпеливый вопрос: “Ну кто же был прав?” — ответил: “Тут все совершенно иначе”.
       Но мы все-таки дерзнем прикоснуться к этой теме, не отрываясь от земного. Это нужно знать нам сейчас, пока мы живы на этой земле, для спасения душ наших.
       +++
       “Душа моя, Господи, занята Тобою. И целый день и всю ночь я ищу Тебя. Дух Твой влечет меня искать Тебя и память о Тебе веселит мой ум. Душа моя возлюбила Тебя и радуется, что Ты мой Бог и Господь, до слез скучаю я по Тебе. И хоть в мире все красиво, но ничто земное не занимает меня, душа желает только Господа. Познавшая Бога душа ничем не может удовлетвориться на земле, но все стремится к Господу и кричит, как малое дитя, потерявшее мать. Скучает душа моя по Тебе, и слезно ищу я Тебя”.
       Из сочинений святого старца
 Силуана Афонского, XX век.
       +++
       — Отец Геннадий, земным не исчерпывается путь души. Вот человек умер, застыл, лежит... А душа?
       — А душа рассталась с этим телом. Как бабочка вылетела из кокона и вырвалась в небесные высоты. Душа предстает пред Богом, npд Создателем своим. И как страшна эта встреча, если не исполнена она той Божественной любви, о которой мы так много с вами говорили. И та тоска, которой томилась душа на земле, перейдет в такую безысходность и в такое страшное мучительное состояние, которое называется мукой вечной, что и представить страшно, ведь душа лишается тогда возможности любить. А что такое ад? Это, как говорят некоторые старцы, то место, где невозможно любить, место, где невозможно произнести имени Божьего... И часто еще здесь, на земле, человек устраивает себе ад, когда душа его преисполняется злобы, ненависти, коварства и лукавства, жажды гонений на близких и утрачивает божественную способность любить.
       Но если душа на земле исполнилась любви к своему Создателю, то она скоро минует все препятствия, которые ожидают ее на воздушных мытарствах, и предстанем пред Богом, чтобы встретить Того, Которого любила всю сгою жизнь и к Которому стремилась всегда.
       Один человек, умирая, сказал: если это смерть, то смерть — это праздник, потому что рвущаяся в небеса душа его уже предвкушала радость встречи с возлюбленным Господом.
       Есть описание кончины святого преподобного аввы Сысоя. Так вот, когда он умирал, то окружавшие его братья увидели, что, уже отсутствуя сознанием и отключившись от них, он стал светлеть лицом... Но старец не умер, пришел в себя и пояснил, что он только что видел пророков. Потом он снова потерял сознание и лицо его просияло еще более, он с кем-то разговаривал, но снова пришел в себя и сказал о том, что видел Апостолов и беседовал с Ангелами... Наконец лицо его мгновенно просияло, как солнце, старец успел сказать: “Вот приходит Господь. Взирайте все”, — и умер. Сам Христос явился ему и взял его святую душу Себе, в свои объятия. Так соединяется любимая душа с возлюбленным своим Господом, оставляя навсегда этот земной мир.
       — Это путь души, любящей Бога в новозаветные христианские времена. А в ветхозаветные времена души всех умерших пребывали в аду, пока по Воскресении Своем после распятия не спустился к ним Сам Господь Иисус Христос...
       — Поэтому смерть в ветхозаветные времена не носила того характера, о котором я сейчас говорил. Даже великие праведники умирали с тоскою. Правда, насыщенные жизнью земной. Но тот мир не звал их к себе и они тосковали, зная, что сходят в преисподнюю, где им надлежит ждать тех далеких времен, когда явится к ним Мессия, предсказанный пророками Спаситель. И хотя они находились там в лоне Авраамовом, не вместе с грешниками, но тем не менее и сам Авраам, и находящиеся в лоне его ожидали Мессию, который выведет их из этих преисподних мест. Это и произошло, когда-распятый Христос телом был положен во гроб, а душой сошел во ад и преславным своим Воскресением вывел всех томящихся и ввел их в небесные обители — в те обители, где Царство любви Божией.
       — Значит, мир с Воскресения Христова обрел прямой путь в эти. обители. Но это путь душ праведных, живших в Боге, а где же находят упокоение души безбожников или нераскаявшихся грешников?
       — Безбожная душа не может найти упокоение, потому что Бог есть любовь. А безбожная душа — это душа без любви, и она будет вечно мучиться. Повторюсь, что существование без Бога — это и есть мука страшная. И пребывают такие души после смерти в ужасном состоянии мучения, находясь в тех местах, где нет любви. Что может быть более мучительным для души человеческой? Отсутствие всех земных благ — здоровья, благосостояния и т.д. не может сравниться с ужасом полного отсутствия любви.
       В страшном состоянии пребывают безбожные души — там плач, там мрак, там скрежет зубов. О скрежете этом не раз говорится в Святом Евангелии. Это и есть состояние отчаяния, безысходной злобы и вечного томления без любви.
       — Но Православие такое милосердное. Значит, нужно молиться нам, оставшимся на земле, чтоб хоть чем-то помочь этим душам...
       — Мы не должны тешить ложным упованием людей, ведь Церковь Святая, учение ее однозначно говорит о том, что если человек умер с покаянием, с осознанием своей вины пред Господом и людьми и в вере, но не совершил все-таки полного достойного плода покаяния, о котором говорит Иоанн Креститель, он попадает в места тоже мучительные и страждет. Такой душе, участь которой окончательно не решена, очень могут помочь молитвы Церкви — панихиды и особенно поминовение за Божественной Литургией, приносимая за эти души бескровная Евхаристическая жертва. Эти молитвы восполняют тот недостаток плода покаяния, который душа почему-либо не принесла при земной жизни.
       Но если душа умирала в отречении, в отвержении Бога и благочестия, в неверии и нераскаянности, то о возможности помощи такой душе не говорит ни Священное Писание, ни святые отцы. Ведь заупокойная молитва — это проявление любви к усопшему. А если усопшие ее отвергли еще при жизни на земле и даже в свой смертный час?
       Другое дело, мы часто не знаем всего о ближнем своем — в каком состоянии душа его оставляла этот мир, и молимся за него. А там уж, как говорят, что Бог даст.
       — Отец Геннадий, сейчас разговоры о душе модны, даже в научных кругах. Многие зарубежные ученые безоговорочно признают ее существование после смерти. Американцы пытались даже взвешивать ее при исходе от тела. Тут невольно усмехнешься жажде человека все ощупать, измерить и своими руками потрогать, но как бы то ни было, признали ее бессмертной и в нашем безбожном XX веке.
       — Ну я сомневаюсь, что душу можно измерить в граммах, поскольку она нематериальна по своей природе. Душа имеет свою духовную основу, но это уже совсем другое. Кстати, в Священном Писании нет подробностей на этот счет. Но есть слова о том, что ангелы принимают душу умершего и относят ее в мир иной...
       —Мы говорили уже о том, что человек состоит из тела, души и духа. А дух по смерти куда девается?
       — Дух — это божественное начало в человеке, это то, что изошло из уст Божьих, когда Господь вдохнул дыхание жизни в тело человеческое. А душа — это то, что произошло при соединении духа и тела, плоти его, когда стал человек “душой живою”. То есть душа — это собственно наше “я”, это то, что составляет нашу живую личность — мыслящую, чувствующую, разумеющую. Плотью своею общается она с миром материальным, видимым и тяготеет к нему. А через свой дух личность общается с Богом и миром невидимым. Но на эту тему даже у святых отцов нет единообразного понимания. Одни считают, что человек двухсоставен. Другие — что трехсоставен. Архиепископ и знаменитый хирург Лука Войно-Ясенецкий, который отбывал ссылку у нас в Красноярском крае, такую мысль своеобразную высказывал: есть дух и тело, по смерти дух идет к Богу, а тело остается земле, душа же без соединения тела и духа разрушается. То есть личность Войно-Ясенецкий относит к области духа.
       Но все эти деления не суть важны, можно человека еще более расслаивать, в индуистской философии человек раскладывается, например, на семь частей... Ну а по крупному счету человек принадлежит двум мирам: материальному и духовному.
       — В таком случае души людей, устремленные к Богу, должны копировать друг друга, но этого, к счастью нет. Они разные.
       — Они похожи тем, что несут на себе печать образа Божия, а различаются своей индивидуальностью, ибо каждый человек индивидуален и неповторим. В нем — образ Божий, но к тому же — и своеобразие, то есть свой образ, обретенный в земных испытаниях и странствиях. И эта печать, окраска более не присуща никому, только этому человеку.
       — Так что никого ни с кем не спутаешь и там — в мире небесном...
       — Разумеется. А святым много открыто о том, что происходит с душой после смерти. И эти откровения приняты Церковью и легли в основу христианских традиций погребения и поминовения.
       — Тут для несведущих, наверное, стоит сказать, отчего погребение совершается на третий день, а поминовение — на девятый и сороковой?
       — По православному верованию, когда душа расстается с телом, то первые три дня она преимущественно остается здесь, на земле, пребывая в тех местах, в которых жила, в особенности там, где согрешала. На третий день совершается уже отход души от мира земного в мир иной, поэтому тело и предается земле. Здесь совершается погребение, а там — на небесах душа впервые предстает пред Богом, пред своим Создателем. И в это время Церковь молится за эту душу, совершая чин отпевания. После третьего дня до девятого человеческой душе показываются райские обители. Праведная душа видит то царство, что ей уготовано, а нечестивая видит то, чего она лишилась по нераскаянности и по своему неверию. На девятый день душа вторично предстает пред Создателем. Потому в этот день и совершается особое молитвенное поминовение усопших.
       С девятого по сороковой день душе показываются преисподние места мучений грешников. Здесь душа праведная видит, чего она избегла, благодаря жертве своего Спасителя Христа, а нечестивая видит то, что она сама себе уготовила своими же беззакониями.
       Заметьте: дано всего шесть дней на небесные обители и так много на преисподнюю. Это соразмерно земной жизни, ведь человек, живя на земле, пребывает более во зле, нежели в добре, увы! На сороковой день душа в третий раз предстает пред Богом и совершается Божественное определение частного суда, когда Господь определяет душе то место, в котором она будет пребывать до будущего воскресения из мертвых и Страшного Суда. Поэтому сороковой день особенно важен, и в этот день совершается в третий раз особое молитвенное поминовение усопшего, прежде всего в Церкви...
       — Но чаще-то непременно дома и с выпивкой. Так уж у нас заведено...
       — Поминовение водкой — это безумие, нелепость, это крайне греховный обычай, который многие почему-то называют православным, но он языческий по всей своей сути и безбожный. Это страшно, когда душа проходит через огненное испытание, как через чистилище, а в этот огонь льют спиртное, еще более усиливая, умножая ее муки. Ведь то, как мы совершаем поминовение, так или иначе вменяется душе усопшего. И если мы творим милостыню в память о нем, то это не наша милостыня, это нашими руками дает милостыню сам усопший. И если совершается поминальная трапеза, то это нашими руками угощает приходящих усопший. Ну а если мы пьем, то это нашими устами и гортанью пьет усопший и поит других. Пить на поминках — это все равно что бросить камень в спину уходящему. И так там ему нелегко, а мы еще более отягощаем состояние души усопшего безумными обычаями и традициями своими...
       — Я почему-то с щемящим чувством вспоминаю последнюю Радоницу в Енисейске. Казалось, весь город ушел на кладбище, на пасхальное поминовение усопших. В Успенской вашей церкви были отслужены Литургия, панихида, а потом был крестный ход, который возглавил отец Александр. С пасхальными песнопениями направились верующие к кладбищу, думала, людей будет участвовать в крестном ходе видимо-невидимо. Но последовало за отцом Александром всего 12 человек. Эта горсточка христиан шла по улицам и пела древние пасхальные песнопения, которыми жила и дышала когда-то Русь, как воздухом. И никто из сотен людей, встреченных по дороге, не только не подпел, но даже не перекрестился, за исключением одной старушки. Смотрели в большинстве с любопытством язычников, словно не прожито Отечеством тысячелетие в великой христианской религии и культуре. Какая тут вера в бессмертную душу!
       — Это то страшное, ужасное состояние высокоразвитых животных, в которое превратили нас материалисты. Нас ведь учили, что мы высокоразвитые животные и всячески нас в них превращали. Конечно, в душе мы остались людьми, божественное все равно осталось... Я помню, точно так же в день, празднования 1000-летия крещения Руси, пять лет тому назад, туда же, на кладбище, мы шли крестным ходом, по тем же улицам. Десятка два-три верующих, преимущественно пожилых женщин, идут и поют “Крещение Руси”. А важные люди, чиновные, интеллигентные, учительствующие, смотрят на нас, как на дикарей. А мы идем горсткой и славим тысячелетие крещения Руси — нашего с ними Отечества.
       Да, это, конечно же, страшная могила духовная, в которую превратилась вся земля наша русская, из-за того, что мы отступили от Бога. А традиции поминовения, что сложились за годы Советской власти, закономерны: в гроб кладут сигареты, монеты...
       — Кладут сигареты и. на гробницу, ставят стаканчики с водкой, на том же енисейском кладбище видела.
       — Что ж, чем грешил, с тем и пошел, чем жил — тем и помянули... Но в противовес этому есть все-таки горстка людей, которые верны православным обычаям.
       +++
       “День Господень явится не для тех, которые уже осияваются Божественным светом, но он внезапно откроется для тех, которые находятся во тьме страстей, живут в мире по-мирски и любят блага мира сего; для них явится он вдруг, внезапно и покажется им страшным, как огнь нестерпимый и невыносимый.
       ...Не говорите, что невозможно принять Божественный Дух. Не говорите, что без Него возможно спастись, не говорите, что кто-нибудь причастен Ему, сам того не зная, не говорите, что Бог невидим людям, не говорите, что люди не видят Божественного света или что это невозможно в настоящие времена! Это никогда не бывает невозможным, друзья! Но очень даже возможно желающим.”
       Гимн 27. Из сочинений преподобного
 Симеона Нового Богослова, XI век.

ПРИДИ КО МНЕ, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ МОЯ!

      “Небо прекраснее земли, огонь прекраснее воды, звезды прекраснее камней, а радуге мы дивимся более, нежели фиалке, розам и всем другим цветам земным. Но... если бы возможно было видеть красоту души очами телесными, то посмеялся бы над всеми этими примерами, так слабо представляют они нам благолепие души”.
       Из сочинений
 святого Иоанна Златоуста, IV в.
       +++
       — Да, — продолжает отец Геннадий, — есть все-таки горстка людей, которые верны православным обычаям. Сколько знаю христианских поминок, за все годы своей жизни в церкви не было ни единого случая, чтобы на столе присутствовало спиртное, христиане поминают своих усопших молитвой, трапезой, милостыней. Все чинно, благообразно, благоразумно, молитвенно. И все пронизано надеждой. Тут есть скорбь расставания, разлуки, но остается и светлая надежда, тихая радость. И всегда чувствуется Пасха. Особое прикосновение и близость того — иного мира ощущается и при христианском поминовении за трапезой, и при посещении родных могилок.
       — А люди неверующие, не имея веры в загробную жизнь, напрочь ее отвергают. Но на стыке полного безбожия и пробуждающейся веры, чем и знаменательно наше время, происходят вещи странные. Знаю случай, когда отпевали человека, который, будучи безнадежно больным, с партбилетом не расстался, но завещал похоронить себя по-христиански. Такая раздвоенность, такой разлом, такое вот совмещение несовместимого. И такая тоскующая растерянная душа...
       — В древние времена подобное было бы невозможно. Тогда отпевания удостаивались далеко не все христиане. Это была особая честь. Ну а сейчас такое допускается. Хотя важно другое: какой чести ты удостоишься у Бога? Здесь, на земле, можно снискать почестей у Церкви, у властей, но потом лишиться их пред Богом. И можно наоборот: не поиметь чести нигде — ни в Церкви, ни у кесаря. Но обрести ее у Бога. Последнее слово будет сказано Им. А попытка отпеть любой ценой лично мне совершенно непонятна.
       — Это, наверное, просто дань любви, искупления собственной вины пред умершим, но уже вдогонку. Только возможно ли догнать отлетающую душу?
       — Близкие порой прилагают неимоверные усилия, чтобы отпеть того, кого вообще запрещается отпевать: некрещенных, самоубийц, отреченцев. Лишь бы отпеть! Отпоешь — вроде бы и легче стало тому, кто так хлопотал... Ну что ж, значит так устроен его мир, его душа. Я, например, не так устроен. Случается, что человек уходит в мир иной без всякого христианского погребения (скольких умертвили, расстреляли в тех же зонах Гулага, зарывая их, как скот!) — но если человек умер со Христом в душе, Бог примет эту душу и не будет ей препятствием отсутствие отпевания. Тем более что о таковых совершается особая молитва в родительские дни, перед Великим Постом и наСвятую Троицу, ради них устраиваются поминальные субботы.
       — Много ж ним, россиянам, душ надо поминать. Эти горы убиенных “во имя светлого будущего” просто не укладываются в голове, превышают всякое воображение. Одно утешение: убивающие тело — души не могут погубить. Живы наши новомученики российские. И в той, небесной России, молятся за нас.
       — Это особенно ощущаешь на Радоницу — в день пасхального поминовения, когда говорят и умершим: “Христос воскресе!”, когда почти нет заупокойных песнопений. Эта пасхальная ликующая радость проносится, как весенний ветерок, над могилами.
       Да, кладбище — это место, где вроде бы владычество смерти. Но на Радоницу особенно отчетливо понимаешь: врет она, смерть, что торжествует, неправда это! Потому что торжествует как раз жизнь! И победа, которую смерть одержала, совершенно мнимая.
       Но реальная светлая пасхальная радость, истинное воскресение очам неверующим, заземленным совершенно не видны. Они видят только смерть и ее торжество. Вы взгляните на эти символы смерти — на эти пятиконечные звезды над мраморными плитами, придавившими усопшего так, будто близкие окончательно хотят вдавить его в преисподние места земли. А звезда вверху как некая дьявольская печать, чтобы душа никоим образом не выскочила оттуда, из-под плиты, не выбралась...
       — Кстати, о звездах, не ни небесах. О пятиконечной звезде, которую облюбовали большевики, а вслед за ними и народ, до сих пор спорят, пытаются убедить даже в том, что никакой это не сатанинский символ, а звезда Давида — царя, пророка, величайшего из живших на земле. Это меня особенно умиляет, когда я вижу облепленное пятиконечными звездами казино в центре Красноярска. Вот уж воистину российский размах: от Кремля и натруженной груди трудяги-ветерана до казино!
       — Да нет уж. Это не звезда Давидова. Пятиконечная звезда — это масонский символ, употребляется он, как известно, в сатанинских культах у люцифериан. И никогда в христианстве этого символа не было. Христианский символ — это крест. У евреев — шестиконечная звезда, а не пятиконечная. А что касается звезды Давидовой, не знаю, имеет ли шестиконечная звезда прямое отношение к Давиду, но пятиконечная уж точно не имеет.
       Православная же звезда — это два скрещенных креста, звезда восьмиконечная. Число “8” исполнено у нас особого смысла. Это — символ будущего мира. “7” — как мы говорили, число полноты, полный круг времен — седмерица. А “8” — это первый день недели — следующей седмерицы, т.е. воскресный день, день будущего века, Нового Иерусалима, который воссияет после конца света. Это символ жизни — той, что воцарится после воскресения всех из мертвых и Страшного Суда навечно.
       — Неизбывна тоска человека по той. — вечной Отчизне, по Небесному Граду, заселенному душами. чистыми и праведными. “Над небом голубым есть город золотой, с прозрачными колоннами и яркою звездой...” — не одна душа с замиранием вслушивалась в слова этой тихой современной песни на вечную тему о вечном Царствии. Небесном. Но не все могут поверить в него, слишком оно сказочно для нас, живущих на земле во зле и нескончаемой, брани. И все-таки, именно здесь, на земле, душа человеческая ищет Бога, спотыкаясь, падая, разбиваясь в кровь и опять поднимаясь... Я не говорю, что находит, но всякая душа пусть неосознанно, но ищет Бога...
       — Да, но, испытывая эту тоску по Божьей любви, не знает нынешний человек ни ее происхождения, ни того, как достичь ее.
       — И потому для многих из нас жизнь превращается в погоню за призраком — призраком любви, призраком счастья, призраком мира...
       — А потом остается в душе пустырь, сердце разрывается на части, потому что это был очередной мираж.
       — А из миражного озера воды не испить. И с новой силой мучит жажда и. сушит сердце горечь утраты.
       — Так уж мы устроены. Святые жили на нашей грешной земле в полноте Божественной любви, но и то им было ведомо состояние утраты. Зная Бога и зная то истинное состояние, в котором должна пребывать душа человеческая, они сразу же предпринимали усилия, чтобы вернуть утраченное. Когда преподобный Серафим Саровский ощутил, что его оставила благодать Божья, он тысячу дней и ночей стоял на коленях на камне и взывал с воздетыми к небу руками: “Боже, милостив буди мене грешнику” — до тех пор, пока вновь не обрел дарование Духа Святаго и не излилась в его сердце полнота Божественной любви.
       Как хорошо сказано об этом у православного подвижника нашего XX века, преподобного старца Афонского святого Силуана: искать Бога может только тот, кто Его познал и потом потерял, ибо всякое искание Бога предваряется прежде “вкушением Его”.
      Бог создал человека свободным и не творит над ним никакого насилия. Он терпеливо стоит у сердца человеческого и смиренно ожидает, когда оно откроется ему. Но прежде чем человек разыщет Его, Господь, уловив удобный момент, обязательно являет ему Себя. Вот тогда и познает человек Бога в данной ему мере. Но явившись. Господь скрывается от сердца и тогда уже человек начинает искать Бога. А иначе, говорил старец Силуан, как будешь искать то, чего не терял? Как будешь искать то, чего не знаешь вовсе? А нынешняя душа человека, как правило, не знает Господа и мечется в своих исканиях, испытывая это непонятное чувство тоски, ибо где-то в глубинах души живет память о Боге. Душа рвется к Богу.
       — В народных духовных песнопениях, которые возрождаются сейчас из забытья, есть удивительные сцены предстояния души умершего пред Богом. В них все — страх, трепет, радость, надежда на милость... И свет...
       — У Исаака Сирина, у Симеона Богослова, у других святых есть тоже удивительные описания воссоединения души с Богом. Говорить об этом не рискну. Это то, о чем апостол Павел писал: “Чего око не видело, ухо не слышало, ни в сердце человеческое не приходило — то приготовил Господь любящим Его”. Апостол Павел еще при земной жизни, будучи восхищен на третье небо, слышал “глаголы неизреченные”, т.е. неизъяснимые, когда ни слов нет, ни образов, ни понятий земных для пояснения того, что происходит, когда любящая Бога душа воссоединяется с Господом. Это уже действительно нечто сверхъестественное. И мир естественных земных наших слов, образов и понятий здесь умолкает.
       Хотя есть попытки представить это. У Дионисия Ареопагита — это Божественный Мрак, в который вступает душа, ибо свет этого мира там угасает полностью, а тот свет незримый для мира нашего есть Мрак, но Мрак Божественный, в который входит душа, как в брачный чертог в брачной ночи, воссоединяясь со своим Создателем и Возлюбленным своим...
       И здесь, наверное, следует остановиться и не следовать дальше, как в “Песне Песней”, в других повествованиях о любви, ведь описывать можно до определенного момента, а далее — не подлежит описанию, ибо объято уже таинственным ореолом и говорить о том уже не следует. На то оно и есть таинство, что есть в нем неприступность, куда уже никто и ничто не может войти, кроме возлюбивших друг друга — души человеческой и Господа — Творца ее.
       +++
       “Гимн любви поет в послании коринфянам апостол Павел. И звучат слова этого гимна, что если мы не имеем любви, то хотя бы имели веру такую, что могли бы даже горы переставлять, хотя бы имели дар пророчества и знали все тайны, хотя бы все имение раздали и отдали тело свое на сожжение, хотя бы говорили языками ангельских духов бесплотных, то все равно это ничто, если мы не имеем любви. Все это для Бога не больше чем медь звенящая.
       Можно много трудиться, терпеть, исторгать грех и обличать ереси, переносить страдания и лишения, но если в сердце нет любви, то это все ничто.
       А ты, говорит Христос в Апокалипсисе, не имеешь первой любви. Именно такой любви ждет от нас Господь — первой, неповторимой, единственной, трепетной, которая бывает между женихом и невестой. Невеста ждет своего возлюбленного. Она еще не наслаждается, не утешается им, а только ждет всем своим существом и делает все, чтобы воссоединиться с любимым, только о нем и мыслит... Так и наша душа.

      Да, мы еще не соединились со Христом полностью.
       Это будет в вечности. Но верующая душа уже тут на земле, устремляется к Нему, туда — к горним высям. Невеста ждет своего Жениха. Так пусть же озарит ее эта первая любовь — чистая, нежная, ожидающая...

      Из проповеди протоиерея Геннадия Фаста.

      Цикл духовных бесед начат 17 июля 1992 г. — в Андреев день: день памяти святителя священномученика Андрея Критского, благоверного русского князя-великомученика Андрея Боголюбского, преподобного Андрея Рублева, иконописца; день Галатской Иконы Божией Матери и в день Всероссийской Скорби — поминовения Царя-Мученика Николая, расстрелянного с семьей в Екатеринбурге в 1918 году.

      Беседы завершены 27 апреля 1993 г. — в день Радоницы — пасхального поминовения усопших. День Виленской Иконы Божией Матери.




       ВМЕСТО ЭПИЛОГА
       Как-то преподобного Серафима Саровского спросили: почему так мало подвижников? Ответил он: нет решимости ступить на путь сей.
       ...Стоит человек у храма Божия, слушает звон колоколов — зов Господень, но не решается вступить на самую первую ступеньку небесной лестницы, сей. дивной лестницы Любви — страшно...
       Стоит человек в сомнении, на распутье, страшась идти по этой лестнице, хоть ведет она от любви к себе, близким, к семье, до любви, ко вселенским просторам. И нет решимости ступить на путь сей... Но только поднимаясь по ней, по этой небесной лестнице мы можем узнать любовь Божию к нам, рождающую в нас любовь ответную.
       Да отзовется же, в глубинах наших душ эта Божественная Любовь, да повлечет она каждого из нас к трудному восхождению. И не бойтесь сделать первый шаг. А сделав его — восходите выше.
       
       
       
       © “Енисейский благовест”, Красноярск, 1994
       © Протоиерей Геннадий Фаст,
      
 
 
 

Назад к списку